Мрыт очнулся. Каждый день он не просыпался, а приходил в сознание. Сказалась опасная окружающая среда. Не было больше времени на лежание. На зевание. Володя не зевал уже лет эдак десять. Ситуация не позволяла. Некогда было расслабляться. Одновременно, нельзя было растрачивать энергию на ненужные действия.
Каждый день начинался с небольшой, но такой неприятной искорки пессимистичных мыслей. Она словно бы выжидала. И нападала в ту самую секунду (даже не минуту, так был мал этот миг), когда Володя ещё не настроился. Когда в разуме ещё мелькали остатки сновидений. И каждый укол искры был ужасно болезненен.
"А вдруг уже всё? Конец. Сегодня будет последний день. А потом - люди в униформе. И смерть, приходящая медленно. Или рабство. Вечное унылое рабство. С постоянным унижением и болью. Нет. Нет, нет, нет! Не будет ничего. Всё будет славно. А если придёт смерть, то я буду готов. Я смогу её обмануть, как обманывал раньше. Любое искушение будет отвергнуто. Любая слабость - уничтожена. Да. Так и будет. Точно."
И каждый такой внутренний диалог обязательно заканчивался самоутверждением. Мрыта, впрочем, смущал сам факт того, что ему нужно самоутверждаться. Это казалось таким низким. Таким пошлым делом. Что даже спокойному Владимиру становилось противно.
Но вот. Вода бьёт в лицо. Лицо встречает воду. И становится спокойно и хорошо. Вода очищает. Расслабляет окончательно. Разум словно бы промывается прохладой. И в душу приходит покой. Он тут же занимает в ней всё доступное место. Этому Володя уже научился. Он научился создавать условия для покоя в душе. Он научился принимать покой и помогать ему занимать положенное место. Ему нужен был только повод, чтоб успокоиться. Самый мизерный. Самый простой. Просто мыслишка. Или капля воды. Или капелька крови. И Мрыт успокаивался. И не имел больше сомнений. Лишь мысли, если они были необходимы.
Медитация. Долгий процесс осознания самого себя. Необходим для закрепления покоя. Разум очищается. И за полчаса-час такое состояние становится для разума чем-то привычным, нормальным. И тогда наступает счастье. Владимир, словно малое дитя, балует себя. Он, имея свободную от былинной грязи голову, начинает мыслить о вечном... О космосе, к примеру. О том, как велики звёзды. О том, что Вселенная бесконечна. И вообще, о бесконечности. Об огромных океанах. О водопадах, стремящихся вниз с потрясающей высоты. Об Эвересте. И улыбка сама собой зажигается на его равнодушном лице.
Это моменты счастья. Моменты личного, персонального удовольствия. Прекрасные моменты.
Наконец, новый день. День труда.
Лозунг на стене. Забавно. В принципе, правдиво. Действительно, Сопротивлению нужен каждый. Кто-то в это верит. Кто-то за это борется. Кто-то за это умирает.
Эти люди иногда казались Мрыту детьми. Он быстро отбрасывал такие мысли, ибо тогда получалось, что он старше других. Что он лучше других. Мрыт не любил такие мысли. Они противоречили его сущности. Он никогда не считал себя лучше других. Он вообще не задумывался об этом. О том, лучше ли он, или хуже. Или вообще другой. Не волновало это его.
Но иногда мысли скользили. И повстанцы казались детьми. Детьми с игрушками и боевыми кличами. Со светлой, не омрачённой проблемами взрослой жизни Идеей.
А умирать за Идею - это по крайней мере красиво. С точки зрения человеческого духа. Это значит, умирать за что-то светлое. За идеал. За красоту. За всё хорошее, что есть в этом мире. Это красиво. И хорошо. И, наверное, правильно. Наверное, человек и должен умирать разве что за какую-нибудь Идею. Умирать за средства к существованию - пошло.
Так думал Мрыт, направляясь к месту труда. Время одиночества закончилось. Хотя в душе Володя был одинок всегда, как и каждый человек, хотел он этого, или нет. Мрыт просто очень чётко осознавал это. Осознавал, что никто и никогда не сможет зайти в его душу. И погулять по ней вместе с ним. Нет. Никто и никогда.
Но время физического одиночества кануло в лету. Впереди был Антон. Впереди был негр.