Чернигин остановился, когда остановилась она. Оторопел, когда она схватила его за рукав, довольно дерзко дернула. Он мог бы взвиться, мог бы прикрикнуть на нее зло и громко, мог бы вырвать руку, ведь такого хамства он терпеть не мог. Но именно оно, именно хамство и наглость, жестокость себе подобных в такой, и так уже переполненной стрессом и ужасами ситуации, вкупе с логичностью таковых действий – именно они заставили Чернигина молчать, будто бы в рот ему залили терпкую, тягучую смолу, ядовитый клей, который режет язык, жжет глотку, который подзуживает гадким словам ответчика вырваться, просит его выплюнуть их в лицо внезапно возникшему спорщику – такой, вроде бы, милой девушке. В лицо человеку, который стреляет, бегает и помогает во имя спасения. Но как не прискорбно это признавать, все мы люди. Все мы срываемся. Никто не идеален.
Говорят: «Дареному коню в зубы не смотрят». Ну не просто так ведь говорят. Какой-то смысл есть. Еду можно выкинуть, если придется. Второе, а то и третье, если смотреть на Чернигина, дыхание можно найти, открыть, можно заставить себя бежать, прятаться. Можно заставить себя смотреть в глаза смертельной опасности. Но нельзя заставить человека повернуть назад - человека, который сидел взаперти много лет, который лишился своей свободы и души, обменял их на мнимую свободу, мнимую значимость. Мнимую жизнь. Полужизнь.
Нет. Нельзя заставить.
Нельзя.
Опустил руки. Снял очки. Протер краем рубашки пятнышко. Надел обратно, посмотрел в глаза чрезмерно логичной и через чур жестокой девушке.
- Я иду. Мы в одной лодке с вами. Не надо ее раскачивать. Вы умная девушка, вы должны понимать, что помощь…
Раздался вой. Ужасающий, дикий вой, рвущий жалкие лоскутья нервной системы своими визгливыми, утробными, хтоничными нотками. Запутался. Вспомнил. Ужаснулся. Пальцы снова затряслись. Спина обильно и оперативно взмокла, и маленькая капелька пота покатилась по лбу, щекоча сухую бледную кожу старика-ученого, мужчину, которого молодое поколение, молодые девушки держат за смешную ходячую баночку для дерьма, в которую можно откладывать излишки.
Взялся за лоб, поправил очки, нервно облизал губы, мгновенно обернувшись.
- Бегом, живо! – проорал диким, не своим голосом остальным. Звук шел оттуда. А нам нужно туда. Подумал сам для себя, не выдавая указателей. Просто бежать. Не оглядываясь. Смерть не наступает на пятки. Она на горло наступает. А если уж наступит – оглядываться будет некогда.