 |
|
Поначалу я жутко испугался - вода больно ударила по лицу, тут же забившись в ноздри и горло. Какое-то время я попросту барахтался бесполезным мешком костей, отчаянно пытаясь понять, что произошло и где я оказался. Но когда мои судорожные попытки всплыть, наконец, увенчались успехом, я испугался еще сильнее: "Упал! В воду! Прямо с борта! Меня точно убьют - сколько ж хлопот из-за меня! Вон, даже кто-то сиганул за мной, шлюпку спускают! Точно убьют... госпожа убьет - она уже давно обещала, только все жалела, а теперь наверняка мне конец..."Осознав все это, я как-то неудачно перестал дрыгать ногами, чтобы не тонуть, и хлебнул лишней соленой воды. Закашлялся, еще хлебнул и еще... "Нет, Патрик, не тони - даже не смей. Умрешь - она ж еще сильнее рассердится. Тогда все. И на том свете тебя достанет, она где угодно достанет..."Теперь я держался увереннее, полностью сосредоточившись на собственных движениях. Это сейчас было важнее моих дурацких мыслей, можно даже было не плыть к моим спасателем, ибо главным было держаться и не тонуть. Иначе все. И на том свете тебя достанет...Меня схватила чья-то твердая рука - это был офицер с яростным взглядом, который, наверное, уже занял второе место в очереди из моих палачей. Рука куда-то потянула и меня потащили в шлюпку, мир кувырнулся, блеснув ярким солнцем на небе, и я благополучно отключился, когда понял, что от меня уже ничего не требуется... Солнце ярко светило прямо в глаза своим невероятно белым пятном, но совсем при этом не жгло, а потому им можно было любоваться практически целую вечность, нежась в тепле его приветливых лучей.
Вокруг солнца монотонной гладью распространилось голубое небо - ровное, однообразное, но все равно красивое. А вокруг: белые, пушистые облачка, парящие прямо в воздухе огромными, пузатыми массами.
Повсюду гулял прохладный ветер... Такой, не слишком теплый, но и не холодный, а самый что ни на есть приятный. Да и вцелом здесь было очень хорошо: грудь с радостью наполнялась свежим воздухом, будто бы наслаждаясь его осязаемой пустотой, тело блаженствовало на молочно-белом, безумно мягком ложе из облака, а прямо под моей ленивой рукой лежало целое блюдо диковинных фруктов. Сладких, сочных и... бесконечных - им не было счета, я мог кушать сколько угодно.
Где-то позади, а, может, снизу или, скорее, сверху - неважно, в принципе, где - творилась задорная, но неторопливая музыка. Кажется, это был вальс. Вальс щебечущих птиц и шелестящих трав - он мне очень нравился, не насаждая своей помпезностью и не совсем не разводя в душе тоску и печаль. Это была потрясающая музыка...
Я забалдел и расслабился, отказываясь даже донести до рта полуотгрызенное зеленое яблочко, - а зачем? Мне было хорошо в любом случае. Только чего-то не хватало... Но тут услужливый мир сразу же все исправил: передо мной пышными юбками закружил десяток прекрасных танцовщиц, ударяя каблучками по невесомой пустоте неба точно в такт этому шикарному вальсу.
Их танец завораживал, шелковые одежды еле слышно шелестели, сминаясь невероятным количеством рюшек, а оголенные нежные плечи манили своими идеальными изгибами. Чуть оживившись, я даже нашел в себе силы откусить от яблока кусок и довольно зачавкать, наблюдая за этой всей красотой где-то в облаках над бренным миром. Как вдруг раздался резкий крик, отрезвляющий, будто удар хлыстом по спине, что прервал твой сладкий сон по утру, будто выстрел ружья посреди безмятежной природы, будто зарница, разорвавшая на мгновение ночную мглу:
- Па-а-атрик!
Она как всегда растянула мое имя с легкой издевкой, уже зная, что мне никуда не деться. Сердце сжалось, отказываясь биться, тело съежилось само собой, пытаясь, наверное, свернуться в само себя, а мое лицо медленно, с неприкрытым страхом обернулось на гневный крик госпожи.
Почему-то она была одета только в свой сиреневый тончайший пенюар, нисколько, правда, не смущаясь своей наготы. Она уверенным, твердым и при этом донельзя грациозным шагом приближалась ко мне, будто придавливая своими стопами заметно похолодневший воздух, а в руке Ее Светлость сжимала черный длинный кнут для погонки лошадей, что послушной веревкой извилисто стелился за ней...
Но вот он неожиданно взметнулся вверх и с оглушающе громким щелчком ударил по ближайшему облаку - нежная мякоть оного вмиг разошлась зияющей раной, из которой засочилась густая красная кровь. Облачко сжалось, сморщилось и попыталось убраться куда подальше от гневной поступи моей госпожи.
- Ты что себе позволяешь?! - в ярости герцогиня была не менее прекрасной, сколь и в радости, но эта красота была совершенно другой: она пугала тем буйным огнем, что злобно трещал в ее глазах; она обещала жестокую расплату за согрешение, настолько жестокую, что я даже не смог вспомнить, в чем провинился... Да и неважно было - я чувствовал, что был виноват.
- Я тебя спрашиваю: это что такое, Патрик?! - она подошла совсем близко, и, несмотря на всю угрозу, что буквально кричала в ее взгляде, позе и руке, яростно сжимавшей жуткий кнут, я даже не смел отойти хотя бы на шаг от нее. Ведь все равно достанет - она и в рай даже за мной пришла.
Я сжался, с ужасом глядя ей прямо в глаза и мечтая при этом отвернуться, и затаил дыхание, ожидая следующего вопроса, который я уже знал. Знал, но не мог его не услышать, не мог я и не бояться его...
- Патрик! Как ты... - гнев, охвативший госпожу с ухоженных ноготков на ногах до самых кончиков распущенных перед сном волос, кипел в ней с такой яростью, что она даже не смогла произнести фразу целиком. Но это отнюдь не стало для меня облегчением. Я весь промок.
- Как ты, мелкий прыщ, посмел украсть мой чулок?! Горячая пощечина ожгла мое лицо, и прежде чем открыть глаза, я отчаянно прокричал: - Ваша Светлость, я не..! - но тут же осекся, увидев перед собой незнакомое лицо какого-то мужчины. Точнее, знакомое, но совсем недавно. Задрожав всем телом, я не нашел ничего лучше, кроме как извиняющимся тоном произнести: - Здравствуйте...
|