Ближайший час прошел в суматошных сборах. Наконец, когда вещи были собраны, погружены в карету и отправлены на судно, а Оливия с лавандовым компрессом на голове и бокалом шерри в руке в изнемождении откинулась на оттоманке, Николь развернулась от бюро и , глядя на герцогиню с едва сдерживаемым смехом, сказала, придав лицу торжественное выражение,
- Миледи, я не смогла оставить этого молодого джентльмена в столь растрепанных чувствах и решила облагодетельствовать его на прощание, - она взяла с бюро исписанный лист и скромно опустив глаза с чувством продекламировала: «Дорогой мой герцог! Я не могу оставить Вас с таким тяжелым сердцем! Завтра я покину особняк Норфолков и скорей всего, навсегда. Видит бог, как тяжело мне дается мое решение, но сердце уверено, что вручая в Ваши руки свою честь, я не ошибаюсь. Сударь, сегодня, как только погаснет в особняке свет, приподнимите раму третьего от входа окна…», Так, здесь объяснение как пройти, вот дальше, «… Я вверяю вам свою репутацию, честь и жизнь. искренне Ваша…». Ну как? - посмотрев на Оливию, спросила Николь. Щеки ее покрыл нежный румянец, в глазах блестели бриллианты слез, а голос дрожал от избытка чувств.
Оливия оживленно улыбнулась, щеки ее окрасил нежный румянец - милая проказа действовала лучше любых компрессов:
- Очаровательно, дорогая, просто очаровательно! И надо будет приказать старой Бжэтси не раскрывать рта, пока мы не позволим, а то она испортит нам всю затею…
Заставив одну из грамотных горничных переписать письмо – что бы не оставлять никакого подтверждения собственного участия, Николь с энергией, достойной лучшего применения, занялась устройством веселой шалости: кухарка была проинструктирована, окно открыто, письмо надушено и отправлено со слугой Бекингему. Когда Маркус, которому было поручено доложить о появлении Бекингема вернулся, Николь и Оливия, еще пол часа потянули время, тиская возвращенного с псарни шикарного кота. Наконец, свет в доме был погашен и воцарилась тишина. Скрипнуло окно, по анфиладе раздались шаги, сопровождаемые шорохом плаща, открылась и закрылась дверь: «Сударыня, я не смел надеяться, вы сделали меня счастливейшим человеком только за тем, что бы завтра сделать несчастнейшим? Я буду хранить эту ночь в своем сердце всю свою жизнь…»
- Маркус, ну, и где тот вор, который залез в дом? – раздался рядом с комнатой голос Николь, дверь распахнувшись, осветилась светом множества свечей. Перед глазами Герцогини и Графини, а также многочисленной дворни открылась следующая картина: кухарка сидела в кресле, а герцог Бекингем покрывал поцелуями ее руки и плечи,
- Ах, - раздался вздох Николь и замеревший от неожиданности герцог увидел, как бледность заливает прекрасное лицо, глаза ее от увиденного расширились, становясь бездонными озерами, полными неизбывной боли, девушка пошатнулась, - Так вот какова цена ваших слов, герцог! Впредь, попрошу устраивать свидание вне этих стен! – Юбки взметнулись вслед стремительно уходящей фигурке, всем своим видом демонстрирующей смертельное оскорбление. Бекингем, придя в себя рванулся следом за ней, но Николь остановившись, процедила через плечо: «Маркус, проводи герцога к выходу и проследи, что бы все окна и двери были заперты!» - и скрылась за поворотом коридора, там она привалилась к стене и сползла на пол, сотрясаясь от беззвучного хохота.
Герцогиня, побелевшая от негодования, презрительным жестом указала несчастному ловеласу на дверь для слуг:
- Негодяй! Вы проникли в мой дом, как разбойник, как тать в ночи, опозорив свой род и обесчестив мой дом! Убирайтесь, и знайте, что я так этого не оставлю! Вышвырните его немедленно, и не пускайте более, - велела она дюжим швейцарам и круто развернувшись, хлестнула шлейфом платья онемевшего герцога по лицу. - Я сообщу о вашем безобразном поведении вашему почтенному отцу, - бросила она уходя, едва сдерживаясь.
Еще некоторе время Оливия и Николь весело хохотали, обсуждая подробности, но самым веселым было то, что завтра уже половина Лондона будет знать о произошедшем – ведь слуги так любят посплетничать!