Взмах. Взмах клинка, обрубающего тоненькие нити-струны, неведомым образом поддерживающие жизнь; взмах от самого сердца, от всей души, - пожелание долгой и мучительной смерти здесь было бы лишним. Взмах, лишающий возможности вздохнуть глубоко и почувствовать, как прохладный воздух щиплет твои легкие; взмах, лишающий жизни и дарующий смерть – быструю и почти безболезненную.
Он сделал длинный взмах мечом, набрасываясь на тебя всем телом – твой кинжал-рыбка исчез, будто бы растворился по пути к намеченной цели, лишь оглушительно и больно звякнув по ушам металлом об металл. И больше ничего.
Только холод и боль.
Боль от осознания того, что этот воин – отнюдь не сопливый малец, за которого ты его принял в самом начале. По крайней мере, не такой сопливый, каким казался – на его шее красовался шрам, полученный в битве, а не в потасовке на темной улице, за косыми углами, в подворотне, где шакалы рвут друг друга, взмахивая кинжалами в темноте, наотмашь, лишь бы попасть.
Холод. Холод, острием клинка пронизывающий душу и тело. Ледяная дрожь бьется в коленях, мучительно больно треплет твой содрогающийся желудок, а перед глазами лишь водянистые, ненавистные и полные свирепой холодной ярости глаза цвета хмурых облаков.
Скрестил клинки. Ты – отнюдь не воин. Ты – шакал, бездомный дикий пёс, ощерившийся поломанными клыками на палку, которой тебе угрожает человек. Но даже самый вшивый, самый голодный и самый больной пёс может покусать.
Ты ударил. Уводя меч в сторону, дернулся вперед, рискуя нарваться на оголенный вакидзаси, резко рубанув с полуоборота. Свист лезвия в могильной тишине, где есть место только страху, холоду и боли. Изящная сталь мягко чавкнула, врываясь в плоть. Кровь вспыхнула красным облаком, растворяющимся в суровой стене дождя. С металлическим звоном выскользнула катана из руки, ударившись о серые булыжники дороги. Вслед за ней, устало опустившись на колени, на дорогу сел человек – грудь его была рассечена от предплечья, багряное пятно расплывалось по одеждам, будто бы радуясь своей долгожданной свободе. Еще одно пятно растекалось там, чуть ниже, в районе печени; там, где из тела выглядывал блестящий металлический предмет. Воин, опустив руки, стоял на коленях, глядя на тебя снизу вверх – лицо его было бледно, глаза влажно блестели. Он умирал. Мучительно. Больно.
Ты убил его еще тогда, когда погнался за ним по дороге.
Ты убил его своим мечом. Своими руками.
Есть повод гордится.
Он умер. Ты и раньше видел этот взгляд – мертвый взгляд остекленевших глаз, не видящих ничего, кроме мира проклятых, мглы небытия. Он умер в схватке, это главное.
Нет. Главное – он умер.