Сказать, что я пересрал в тот момент, когда мы начали падать - это не сказать ничего, будто дунуть вместо удара кирпичом. Это было чертовски страшно, сердце колотилось, спотыкаясь каждые два удара, а ладони, скользкие от пота, отчаянно держались зачем-то за ремни. Хотя это бы не помогло, потому что ничего бы не помогло - все зависело от удачи, а ее руками не ухватишь...
Мне не было похер, я боялся, мне было страшно и, кажется, я даже кричал, чувствуя под конец, как где-то под нами все приближается твердая земля. Отвратительное ощущение. Казалось бы, чего тут поделаешь? Расслабься и забудься: повезет - выживешь, не повезет - расшибешься в лепешку и пошел он к черту этот мир. Но нет, почему-то в эти кошмарнейшие моменты моей жизни, я хотел сделать хоть что-то, найти хоть кого-то и прикончить его. Получить пару пуль и с разорванным пузом проползти полкилометра - пускай, хоть так. Исстрадаться и сдохнуть. Или выжить, вытерпев все это...
Но, черт подери, не трястись в беспомощном страхе, как морская свинка в микроволновке!
- Еманый млять на хер... - пробормотал я, открывая глаза и плывущим взглядом окидывая десантный отсек. Десант был размазан по нему, будто это действительно перестаралась микроволновка.
Товарищи стекали густой жижей по своим же уцелевшим конечностям. Полураздавленные тела, лишившись своих твердых характеров, развалились бесполезными куклами и буквально сочились этой чертовой кровью... Буквально литрами, вперемешку с пылью, грязью и содержимым вскрытых потрохов.
Даже после стольких месяцев войны, после всей моей медицинской практики этот кошмар не вызывал ничего иного, кроме приступов тошноты, которые я тут же постарался подавить остатками своего ошеломленного сознания.
За тошнотой пришел ужас, стоило лишь мне осознать, что все они совсем недавно были живыми. Еще двадцать трупов - в кашу, в ничто! В дерьмо, которое они с утра жрали!
Глаза раскрылись значительно шире и принялись суетливо и как-то бестолково бегать взглядом по отсеку в поисках выживших... Так, у этого ноги были не на месте... Этот вроде целый, но голову защемило - глаза удивленно выползли из-под треснувшего шлема... Этот точно труп... Этот тоже... Должен же хоть кто-то... Этот вроде живой! Да, ногой даже дрыгает!..
Нет, это остаточные нервные импульсы. Небольшой штырь торчит из груди - не спасти никак. Никого не осталось... И только сейчас я заметил двух соседей справа от меня, что, наконец, зашевелились. Старый знакомый кореец и немного двинутый русский. А еще кто-то кашлял около в кабине пилота. То есть живой, то есть можно спасти.
- Кашляет, - неуверенно просипел я, не глядя на своих соседей.
Дрожащими, все еще потными руками я нашел, наконец, кнопки на замке ремней и освободил себя, тут же вскакивая с сиденья. И сразу же полетел вниз, поскользнувшись в чьей-то крови - рухнул, скатился к правому борту и вмазался голыми ладонями прямо в еще теплую красно-серую жижицу...
- Кашляет... - снова повторил зачем-то я, усилием воли отворачиваясь от изуродованного тела, и пополз на четвереньках к кабине пилота, постоянно скользя руками по липкой мазне на полу. Я быстро забыл, что это были сослуживцы, а не мазня, и имена я их тоже быстро забыл - просто там был один живой и мне очень хотелось до него добраться. Потому что он мог выжить, а эти - уже нет. Необязательно их помнить...