Сердечко мышонка ёкнуло и Йонген слегка побледнел. Голова стала кружиться, а в горле мгновенно пересохло. Разве что коленки не тряслись. Простой визит в таверну за работой и куском хлеба превратился в смертельную опасность.
Мысли, словно осиновые листья под порывом ледяного ветра, взметнулись в голове и кружились беспорядочным вихрем, разум словно отключился, предательски оставив ребёнка один на один с угрозой. Животные инстинкты брали верх.
— Нет... — промямлил он, чуть не плача. Мрачный, вызывающий парень куда-то исчез. Вместо него на стуле валялась испуганная мокрая тряпка.
Внезапно перед глазами возникла тонкая добродушная улыбка Вереска. Он сидел на скамье, беспечно перебирая струны. Рядом допивал вино глава Гильдии.
«Он... Как же я так могу?! Второй человек в жизни, кто не поленился оторвать свою сраку от стула и позаботиться обо мне, а я сейчас сдам его какой-то шалаве?!» — Йонген дрожал от страха, но одновременно глубоко в душе закипала ярость. Ярость на себя, на свою слабость, на эту уродину, на весь этот сраный мир, который дошёл в своих издевательствах до того, что заставлял предать по-доброму поступившего с сиротой человека. Йонген вспомнил Олафа, и на газа навернулись слёзы, — «Вот уж кто бы не одобрил это».
Маленькие кулаки судорожно сжались, до боли, до белизны в костяшках. Мальчик внезапно вскочил, и с безрассудной отчаянностью загнанного зверька заорал на всю таверну срывающимся подростковым голосом:
— ДА ХОТЬ УБЕЙ, СТРАХОЛЮДИНА! Я ТЕБЕ НИ СЛОВА НЕ СКАЖУ!
Всё.
Со злостью откинув ногой лавку, Йонген развернулся и пошёл прочь от стола. Наступил черёд «будь что будет». Он же сделал, что должен.