Зилун приоткрыл левый глаз, тут же его прищурив – сволота, однако, опять барабанит и орет. Спать. Жрать. Танцевать, твою мать!
Мелкий гаденыш срывается с койки, коей является куча проссаного тряпья вперемешку с соломой, и тут же вырывается на свежий воздух – видит, как маленькая гнида Джек рвет глотку, плюясь кровью и издавая невыносимо ужасные крики, вопли, похожие на истеричные припадки троглодита-идиота. Зилун подскакивает и в яростном танце пляшет рядом, бешено махая руками в такт музыки. Когда все это помешательство заканчивается, гоблин визгливо орет:
- Встава-а-а-ай, кодла-а-а, началось новое сутк-о-о-о! – и с размаха пинает землю, так, что поднимается целый столп пыли. Гоблин отбегает в сторону кострища, от которого остались одни черные угли, берет один уголек и рисует на своей роже загадочный и понятный, вероятно, только ему рисунок, после чего начинает ссать прямо в костер, во избежание повторов сего действа со стороны свиней, которые живут по соседству, а также просто из-за того, что природа зовет.
- Жрать, харагва! – рявкает он, играючи направляя струю в самый центр кострища, - жрать надо, жрать!