Дюбуа оторвался от тарелки, аккуратно провел мягкой льняной салфеткой по губам, положил ее на стол. Улыбнулся:
- Нет-нет, мне ничего варганить не надо, благодарю вас. Я уж как-нибудь сам, своими силами. Да и привычнее гораздо – жить в собственном доме, со своими удобствами. Так будет лучше, - мужчина поднял бокал в воздух, обворожительно улыбнулся мадемуазель Вагнер, и выпил. Настроение его медленно поползло вверх, как ртутная полоска термометра жарким июльским днем. Дюбуа, довольный и сытый, попросил официанта, - голубоглазого паренька лет двадцати отроду, накрахмаленного и коротко стриженого, - откупорить вторую бутылку. Стадия насыщения организма не только съестными продуктами, но и скупыми фактами, медленно двигалась к своему приятному финалу. Работа предстояла, скорее всего, тяжелая, монотонная, чем-то схожая с работой механика, или ремонтника, латающего сломанные, дряхлые, прохудившиеся ржавые трубы огненно-рыжего цвета – он отключает воду, лепит на трещины герметик, обматывает их тряпками, накладывает швы, сваривает свеженькие заплатки, которые испортятся через неделю, вновь касается рубильника и ждет. Все, вроде бы, готово. Нигде ничего не течет, ничего не сочится – все сухо, все гладко. Но, как известно, вода пробивает камень – ей для того нужно лишь время. И неважно, сколько заплаток ты налепишь на одну жалкую трещину, - она все равно лопнет, все прорвет, все протечет, и загорится красная лампочка в твоей коморке, и вновь ты, отставив на столе бутылку, отложив все свои дела, напялишь дырявый комбинезон, перчатки, схватишь сумку с приборами, с инструментами. Плюнешь в сторонку, злобно ругнувшись на свою судьбу. Отворишь дверь и пойдешь делать свое дело, свою работу. Рутина, скажите вы?
Да, - отвечу я. Но кто-то должен этим заниматься.
Дюбуа поежился при мысли о том, с чем ему придется иметь дело, но быстро пришел в себя, когда понял, что сидит, откинувшись в удобном кресле, держа в пальцах ножку бокала, а вокруг сидят новые его знакомцы, люди, - или нелюди, - вроде бы приятные, но немного «неживые». Это свойственно всем работникам среднего звена, это нормально, - говорит что-то внутри, и мужчина внутренне кивает самому себе. Мол, да, это и правда нормально. Хоть и странные они, но все же есть в них этот чарующий шарм, взять хоть Барабанщика – помесь хиппи с хулиганом, веселый парень, самый, наверное, веселый из всей этой компашки. Или мазель Вагнер – красивая, стройная, привлекательная девушка, «мутант из западной Чехословакии», как выразился товарищ Драммер. Холодная. Такая, которую непроизвольно хочется согреть… или, может быть, заразиться от нее такой же холодной расчетливостью, и быть механическим, и быть ледяным ко всему, и к самому себе тоже.
Сноу? Это, наверное, самый интересный сухофрукт-альбинос, который попадался мне за все эти годы общения с аналогичными индивидами. Он холоден, как и его ассистент, Джакита. Он деловит, немногословен. Умен, это видно. Ему, наверное, очень много лет. Седовласый старец, отнюдь не согбенный, но, может быть, это только снаружи? Судя по всему, выше остальных по своему статусу в компании. Местный босс.
Дюбуа отхватил половину бокала, промокнул губы салфеткой. Улыбнулся.
- Господа. Как вы могли понять по моим пространным речам, я не альтруист, ни на один процент своей многогранной натуры – нет во мне той любви ко всему человеческому, что меня окружает. Я выбираю, что любить, а что – отбросить в помойное ведро, и мне это по душе. Я, может быть, прогнивший циник, скептик, и вообще нехороший человек по меркам других людей, но трудно не быть им, когда крутишься, как волчок, на такой работе, как моя и как ваша. Вы меня понимаете, я вижу. Так вот, мое решение по поводу вашего предложения – я готов пройти промежуточное звено между «чужым» и «своим». Я готов поработать. Завтра, например. Пройти тест. Я не хочу в ваш штат. Я хочу быть внештатным сотрудником с ненормированным расписанием и обычным окладом, например… мм… - Жан, ни раздумывая ни одной лишней секунды, взял салфетку со стола, достал шариковую ручку из глубокого кармана пальто и вывел на льняной поверхности число с четырьмя нулями, кратное трем - красивый почерк, синие чернила, - это задаток перед работой, - сказал он, продемонстрировав мистеру Сноу "договор", и еще один ноль в конце суммы был добавлен механическим движением руки, - а это – полный оклад за одно задание, - отодвинул пальцем салфетку, откинулся в кресле, - Вас это устраивает? – теперь в его голосе читалось хладнокровное спокойствие, уверенность в своих словах; прагматизм, логика. Буду нужен – согласятся. Тем более что это – не такая уж и большая сумма. Знавал я одного «чистильщика», который мог «убрать» целый жилой квартал, и никто об этом не узнавал. Не было людей, исчезали. И никто никогда их больше не видел. И брал он не в пример больше. И не причем здесь меркантильность, нет - Дюбуа никогда не гонялся за прибылью, не работал до седьмого пота ради огромных барышей, не хотел забивать капиталы и выстраивать концерны. Он просто не любил считать деньги, это было для него хуже самых страшных мук – деньги, говорил он, должны быть всегда, но не для удовольствия от понимания, что де хрустящие купюры заботливо чешут твой карман, нет – они сделаны для того, чтобы их тратили. Отдавали другим людям взамен на услуги. Не нуждаться ни в чем – вот одна из открытых тайн бытия. Только в этом случае человек доволен собой и доволен жизнью, и всем он доволен, и все ему нравится. А чтобы не считать деньги, нужен исправный спонсор. Он нам деньги, мы ему услуги. Потом мы идем в торговый центр, в салон, в бутик, и все вновь повторяется – мы им деньги, они нам услуги. Замкнутый круг. Так уж сложилось за сотни лет экономических отношений. И так еще долго будет продолжаться, если «Иваны» не придут по наши души в ближайшие несколько лет.
Минута раздумья, проведенная с пользой – в ягодный мильфей, искусно украшенный взбитыми сливками молочно-кремового цвета, с хирургической точностью въехала блестящая в дневном свете серебряная чайная ложечка. Утонченный вкус, вкус ванили, вишни, сладкой Французской Ривьеры мечты и молока. Как же все-таки мало нужно человеку для счастья, - подумал Жан, запуская ложку в десерт во второй раз.
Красиво, шикарно, изящно. Вычурно, элегантно и мягко. Аристократично. Это, скорее, привычка, нежели заранее обдуманный алгоритм действий – быть таким, какой он есть. Пронзительный взгляд, пробивающий бетон, направленный прямо в глаза собеседнику, мсье Сноу. Стальное движение пальцев, переминающих ложку.
Надо будет купить, наконец, себе Роллс-ройс, - ни с того, ни с сего подумал он, взглянув на салфетку, - белоснежный Роллс-ройс. Нет, лучше «серебристый металлик». Интересно, а откидной верх - это сейчас модно?