Солдаты Поветрия – Простачка по привычке именовала противника солдатами, хотя понимала, что это название подходит им не больше, чем корове седло – стояли нерушимой стеной, и попытка прорыва к Глашатаю, принявшему на сей раз облик, подобный погибшей Вестнице, окончилась неудачей. Потеряв Дейхобарта и Коэна, группа НикРоан была вынуждена отступить к основной части отряда. Принимая во внимание, что по фронту неприятель связан ледяными воинами Стужи, от одного вида которых мороз бежал по спине не только у рядовых всадников, но и у их командиров, было принято решение разделиться и двумя отрядами продолжать беспокоить фланги орды, мало-помалу сокращая количество нападавших и не позволяя им взять в клещи как ледяных созданий, так и Героев.
Огнь и лед, пробужденные Бессмертными, уничтожали Зеленых одного за другим, и будь на их месте создания из плоти и крови, они бы давно бежали. Но вторженцам было все равно: они гибли целыми дрэнгами, но не отступали не на шаг, стараясь перед смертью забрать с собой хоть одну живую душу. Боевая группа Броны таяла, как лед под солнцем, но и враг никак не мог проломить оборону по центру. Получилась патовая ситуация – ни одна из сторон не могла пересилить другую.
Простачка, не видя картины боя целиком, и опираясь только на слух да на то, где чаще вспыхивали огненные цветы, просто продолжала сражение, не имея ни определенного плана, ни намерения хоть как-то перехитрить не поддающегося на провокации противника. Она рубила и рубила, вела своего верно Забияку грудью на нестройные толпы, командовала перегруппироваться и надеялась только, что прилив отхлынет раньше, чем истают ее не бесконечные силы.
А потом где-то за спиной раздался невыразимый шум и треск, словно буря, налетевшая на молодой лесок. Скомандовав отрыв от зеленых, Брона успела увидеть, как над молчаливыми стенами Крепости Стражей поднялось колкое ледяное светило, пробирающее до костей – словно память о самых старых, передаваемых шепотом легендах о тех временах, когда весь мир был погружен в оковы вечного, не тающего льда. Воительница, закрываясь рукой от колкой морозной синевы, сглотнула, понимая, чья жизнь на сей раз стала платой за выигранные несколько часов.
…Под снежным древом, меж хрупких цветов с режущими краями лежит ряд тел с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками – те немногие, кого получилось найти. Те немногие, кто остался в живых, с тоской отводят от погибших взгляды, задаваясь вечным вопросом солдата: «почему Боги забрали его, не меня?». Облокотившись на белый и чистый, как одеяния невесты, ствол гигантского древа, Простачка смотрит на остатки дрэнга, баюкая раненную руку, наскоро перевязанную, и вытирая крупные слезы, которые так не хотят останавливаться.
«Почему Герои уходят, а я, простая смертная, еще держусь на ногах? Почему каждый, с кем я поговорю чуть более, чем формально, уходит? О, предки, ответьте мне: не может же быть такого, что Бессмертные заражаются от меня смертностью, а я невольно краду их устойчивость к невзгодам? Меч, Вестница, а вот теперь и Стужа… Как так вышло, что они больше не встанут на защиту Королевства? Поверить не могу, ведь с ними в вечность уходит эпоха…
Усталая, она сползает на землю, подзывает слабым движением уцелевших. Подниматься и как-то изображать бойкость и готовность ко всему девушка просто не видит смысла – к чему ломать комедию перед своими? Спрашивает, глядя снизу-вверх поблекшими глазами, когда-то медовыми, а ныне похожими скорее на схваченную морозом пахоту:
- Выпить есть?
Кто-то протягивает флягу, и воительница делает несколько крупных глотков. Поднимается, пошатываясь, игнорируя протянутую руку. Выплескивает несколько капель на землю, жадно впитавшую вино, и на корни пышного дерева. Глядя в пустоту, произносит нараспев:
- За ушедших, кто дал нам возможность жить. За жен и матерей, что ждут всех нас домой, живыми или мертвыми. За уцелевших, кто не оставит слабых без защиты. За Стужу, что на грани смерти сумела отбросить вражьи полчища. За Хора и за Латника и за Молчунью, что продолжают нести свою стражу. И за вас, ребята, сделавших то, что никто раньше не мог – остановивших несколько потоков Поветрия.
Отдав флягу, дева-рыцарь резким кивком забрасывает непослушные пряди за спину и, распрямив спину, командует:
- А теперь слушай мой последний приказ, дрэнг. Ллиам, принимай командование над отрядом. Забирайте тела: хоть на коней, хоть на подводы, если найдете – я не хочу, чтобы парни стали пищей для, - уцелевшей рукой она делает неопределенный жест, - для этих. А как вернетесь к армии – разнесите по всем весть, что Поветрие не непобедимо: его можно остановить силой и волей. Я же останусь здесь до конца, какой бы он ни был. Сделайте это ради меня и тех, кто не встретил рассвета, и… прощайте.
Дождавшись, когда ушел последний солдат, Брона снова сползает на землю и, закрыв лицо руками, заходится в бессильных рыданиях – о Старике, о Героях, о всех, кто пал и еще падет. О себе, так и не встретившей никого, кто стал бы для нее всем. О том, что вскоре снова придется поднять меч против кажущихся бесконечными орд и погибнуть, не оставив после себя ничего.
Простачка смотрит сквозь пелену слез на подлетевшего Хора, и на сей раз не отвечает ничего – только скорбно качает головой, указывая подрагивающим пальцем за спину, где встает новая рать. На сей раз не прошло и часа, а предстоит новая сеча.
Тяжело всхлипнув, девушка поднимается, шмыгая носом, сдирает, ругаясь, повязки, чтобы снова взять верный щит. А потом, насупленная и мрачная, как плакальщица, идет неспешно вперед, навстречу собственной погибели, видя в чудовищах искаженные болью лица тех, кто пал.
- Боги-боги, - бормочет она, - почему вы нам не помогаете, почему вы проиграли? Как вы могли оставить нас, своих детей, на поживу этой дряни?
О, Покровители, - голос Простачки, привыкший перекрикивать шум битвы, крепнет, - я иду к вам! Живы вы или нет, дайте сил моему клинку, дайте силы моим членам сразить как можно больше нечисти! И пускай Поветрие запомнит тот день, когда Простачка пошла на смерть!