При неверном свете костра, лишь самую малость разгоняющего ночную тьму, едва можно заметить светловолосую девушку, кутающуюся в широкий темный плащ. Склонившись над листами бумаги, она то покрывает их размашистым широким письмом, четкие буквы которого безмолвно свидетельствуют, что грамотности она обучилась уже в зрелом возрасти, то в задумчивости грызет кончик пера, прикидывая, о чем еще ей хочется рассказать. В голове ее – уйма мыслей, вопросов и домыслов, но стоит попытаться их сформулировать, как сразу наступает ступор. И тогда светловолосая девушка тянет руку к кружке с травяным отваром, делает большой глоток и в задумчивости продолжает смотреть на грациозную пляску языков пламени. А когда рассуждения облекаются во плоть слова – снова продолжает писать.
«Брона НикРоан – так меня зовут. Простачка, как обращаются ко мне друзья – или Простак, как говорят те, кто помнит, как я носила личину «юноши Брана». Сегодня, как и вчера, как и три дня назад, я мчусь во весь опор к Крепости Стражей – первому заслону на пути той непознаваемой напасти, что пришла в королевство. Каждый день в седле я провожу по восемнадцать-двадцать колоколов, и теперь и спина, и седалище – все болит так, что хочется скулить. На что я считала себя закаленной – к таким нагрузкам я все-таки не приучена. Но показывать слабость нельзя, ведь именно меня Его Величество избрал спутницей Великой Шестерки – несказанная честь, до сих пор остающаяся для меня загадкой. Впрочем, они, кажется, понимают, что обычной смертной вроде меня нужно время на отдых – сами бы они скакали без остановки, прерываясь только на то, чтобы сменить лошадей.
Чувствую, что смысл в таком назначении один – быть символом того, что рядом с величайшими из героев, бессмертными защитниками королевства, плечом к плечу стоят и простые люди. Но почему я? Андреас лучше владеет мечом, Конхобар гораздо более стоек, Гера ловка, как гадюка в траве, у Домналла стрелы срываются с тетивы раза в три чаще, чем у кого бы то ни было. Я тоже кое-что могу, и уж точно не вхожу в число худших рыцарей Лимерика, но все-таки, все-таки... Однако королевскую милость не обсуждают.
Я не представляю, как можно описать этот восторг от знакомства с живыми легендами, да еще и всеми одновременно: я сразу ощущаю себя маленькой девочкой, впервые оказавшейся на турнире, и незамедлительно оглушенной яркостью красок, и звучностью титулов. Губы сами расползаются в улыбке, и в глазах плещется, наверное, щенячий восторг. Но я, хоть и Простачка, но не дура, и понимаю, как позорно это смотрится со стороны, так что предпочитаю держать себя в руках, наступить на горло собственной песне и не лезть к ним с предложением выпить и поболтать о житье-бытье. Я от них столь же далека, как и любой простой латник под моим началом, и вряд ли попытки стать ближе будут восприняты адекватно. Я даже не помощник, потому что катастрофически не дотягиваю до их уровня, а так, что-то молодое и зеленое, как трава весенняя.
И все-таки, не смотря на все написанные сомнения, я не собираюсь стоять столбом, ожидая, что Герои все сделают за меня, а самой приносить им бурдюки с вином, вытирать пот и аплодировать могучим ударам – не дождетесь! Я, конечно, не великая воительница, и даже не лучшая из ныне живущих, но все равно: буду делать то, что должно, на пределе всех своих сил и за их краем. Не ради того, чтобы заслужить одобрение Шестерки, хотя, конечно, тоже хочется, не ради собственной славы, хотя и это тоже весьма приятно – ради того, чтобы наступило завтра.
И, надеюсь, в этом завтра найдется место и для меня».
После короткого сна – новая скачка, и нет времени любоваться красотами пограничья. Девушка клюет носом, иногда проваливаясь в короткую, похожую на забытье дрему, и приходит в себя только тогда, когда за кромкой леса вырастают светлые башни крепости, окаймленные золотом ярких солнечных лучей, пронзительно-чистые и спокойные на фоне небесной лазури. НикРоан устало улыбается – наконец-то цель достигнута! Долгого отдыха, конечно, не предвидится, но само осознание, что больше никуда не надо будет мчаться, радует.
Въехав под своды цитадели последней, воительница скидывает капюшон плаща: скрывающий лицо шлем и тяжелые доспехи ждут своего часа в переметных сумах заводной лошади. Она улыбается, видя в толпе солдат знакомые лица, с кем-то здоровается, с кем-то перебрасывается незатейливыми шутками, у кого-то интересуется здоровьем жены и детей. Вся эта веселость наполовину естественная, наполовину напускная: Простачка понимает, сколь тяжело воинам оставлять родной гарнизон в преддверии пришествия Зеленой Погибели, и пытается их как-то приободрить и вселить уверенность и в самих себя, и в то, что Шестерка наверняка остановит чудищ.
Но вот раздается громкая команда – и солдаты в едином порыве опускаются на одно колено перед теми, кто в час нужды пришел их спасти, поставив свои вечные жизни щитом на пути непознаваемого ужаса, пришедшего словно из ночных кошмаров. Брона смотрит с высоты седла на лес склоненных голов и чувствует, как шею и щеки заливает краска – словно она, Простачка, случайно украла порцию надежд и ожиданий, предназначенных не ей. Она и сама была бы рада присоединиться к тем, с кем когда-то хлебала из одного котелка, но понимает, что это уже невозможно: назначение в помощь Шестерым возвело непреодолимую стену между ней и солдатами, и при этом ни на йоту не приблизило к бесконечно далеким Героям, в которых человечность мало-помалу зарастала быльем, оставляя только ослепительно яркий свет.
Дождавшись, окончания церемониала передачи крепости и тепло попрощавшись со знакомыми из уходящих, Брона уже собирается воспользоваться недолгой передышкой, чтобы побыть одной, как слышит топот копыт и зычные выкрики. Оставшись посмотреть на причину суеты, девушка, к вящей своей неожиданности, узнает в прибывших конниках свой отряд-дрэнг, ведомый Рупертом. Смурное лицо воительницы словно солнышко озаряет, и она, дождавшись, пока всадники спешатся, крепко обнимает и Старика, и других своих людей, не задумываясь даже за радостью встречи о причине их прибытия. Руперт, впрочем, делать тайну из цели отряда не собирается, уведомиы предводительницу, что прибыл воевать, жить и умирать плечом к плечу с ней. И как не пытается Брона убедить его в обратном, ссылаясь на королевскую волю, уезжать не собирается.
Точку в споре ставит прибывшая на шум спора Вестница. НикРоан подбирается вся, распрямив спину и расправив плечи, и с каменным лицом хорошего, исполнительного воина выслушивает слова – а, вернее, плохо замаскированное повеление одной из Шести. И все можно было бы оставить так, как есть, но командир этого дрэнга – именно она, а, значит, именно за ней и должно было остаться последнее слово. Преодолев призывающую молчать в тряпочку скромность, Простачка звонко объявляет:
- Братцы, вы слышали слова Вестницы! Кто не готов сегодня умереть, кто должен вернуться к семьям – прощайте, я вас не останавливаю и зла держать не буду: вне зависимости от выбора, ваша Простачка счастлива была всех видеть! А кто останется, тот, может быть, умрет, но умрет со славой и возродится в памяти потомков! Выбирайте, а пока… Радуемся!
Стены старой цитадели сотрясает громовой крик десятков глоток, выкрикивающих старый, древнее самого королевства, девиз тех, кто идет на смертный бой с улыбкой на лице и светом в сердце.
…Посидев какое-то время со своими людьми, НикРоан оставляет их, удалившись на вершину одной из башен. Маетно ей, неспокойно на душе: ни эль, ни разговоры, ни песни не помогают. Тренироваться бессмысленно: более того, сейчас это также вредно, как кормить псов перед охотой. Но чем-то руки занять надо, да и голову тоже – и у девушки есть на то идеи.
Вышивку, конечно же, никто не назовет достойным рыцаря ремеслом, но рыцарем-то себя Брона и не чувствует. Вот и теперь, прислонившись спиной к нагретым солнцем камням зубцов, она раскладывает белое полотно нижней рубахи, на который цветными нитями уже размечен контур растительных узоров – по вороту, по рукавам, по подолу. Ловко орудуя иглой, Простачка тихо мурлычет себе под нос старую песенку, под которую она засыпала, будучи еще совсем ребенком: «Я сплетаю красный шелк, белый шелк, зеленый шелк, Я сплетаю этот шелк, будет хорошо…». Простые, с детства знакомые слова, рефрен звуков успокаивают, настраивая на немного флегматичный лад.
Только раз нарушается спокойствие – явлением Героя Хора. Подскочив, девушка со все возрастающим удивлением выслушивает самого таинственного из Шестерки, и только на пожелание удачи судорожно кивает:
- Спасибо, достославный Хор, - она на миг задумывается, стоит ли добавить что-то еще, - и вам удачи тоже: пускай монетка всегда выпадает только так, как загадано, вот.
А потом, когда становится заметно, что все Шестеро, словно повинуясь неслышимой команде, спешат на южную стену, НикРоан облачается в свежую и чистую рубаху с так и недошитым узором, облачается в доспехи и спешит вслед за остальными, по дороге отдав Старику указание в бой без нужды не лезть, а наблюдать, использовать, при необходимости, крепостные баллисты и в целом быть мобильным резервом.
На стену она приходит одной из последних, зябко кутаясь в плащ и стараясь укрыть лицо от холодных поцелуев призванных Стужей снежинок. Вместе со всеми выслушивает Глашатая Погибели, скривившись от отвращения при виде его безобразной сущности. А потом, когда лавина ужасных существ единым зубастым валом обрушивается на ставший воистину Последним Стражем бастион, просто старается сначала выжить и поразить как можно больше недругов, а потом – прикрыть спину Латнику и Мечу. Хоть на это-то она способна?