– Виносем – донесся усталый, но твердый голос. Он, как вспомнилось бывшему гвардейцу, принадлежал Толлимаку, одному из "управляющих" Завода - управляющих, конечно, только перед лицом своего непосредственного начальства из числа Адептус Механикус – Виносем, вы меня вообще слышите?
Боль. Казалось, она была по всему телу. Особенно противно ныл пах и левая сторона туловища, и можно было понять, что это от многочисленных ударов, возможно, кулаками. Ну или стальными ломами – Виносем?
В глазах прояснилось. Он сидел на стуле - конструкции, бывшей удобно ровно настолько, насколько истерзанному телу было удобно устраиваться на деревянной поверхности - и перед ним стоял чистенький офисный стол, за которым и сидел этот , как его прозвали остальные охранники Завода, "любимчик" Толлимак. Белоручка, ни разу не нагружавший себя работой, пока не заскрипят кости, не тренирующий себя до изнеможения, когда из запотевших рук выскальзывает даже приклад лазгана. Офисный сиделец. Враг.
Хм, откуда вообще взялась последняя мысль? И почему он продолжает задавать вопросы?
– Виносем, вы вообще помните, что произошло вчера вечером? – сложив руки домиком и с дотошной терпеливостью продолжал спрашивать его, Виносема, враг – когда вы устроли тот пьяный дебош?
Да, что-то определенно проскальзывало в красный от боли, усталоти и гнева мозг охранника Завода...
*****
Бывший техножрец - хотя вопрос, считал ли он себя таковым? - шаркая металлическими ногами, шёл по комплексу Завода.
– испустив поток машинного кода, старший Машинный Помощник Долмациан-14 повернулся к Стройке, словно желая считать информацию с остатков плоти того, которая ещё не была заметна в аугментике. Использовав некоторые свои сенсоры, 44-8 также понял, что магос высматривал в его, Стройке, бинарной ауре признаки насмешки или небрежности.
В любом случае, Помощник (а по сути, надзиратель), обратился к падшему техножрецу далее –
Круглый полутемный зал, в котором под несколькими громоздкими машинами в видимости полного расслабления лежали техножрецы в особых "кошачьих колыбельках" из проводов, казалось, погрузился в ожидание ответа Стройки 44-8. Считал ли он себя лишь "единицей", или нет.
*****
Грохот механизмов разносился по огромному цеховому залу. Механикусы утверждали, что от силы звука сависит состояние духа машины, и что хороший дух и должен быть настолько громким. Себастьян ненавидел Механикусов.
Да и за что их любить, отвернувшихся от Императора и Его Церкви мешков с болтами? Да, только на них и держалась технология Империума, но бывший экклезиарх мог бы и подумать, что тайны машин могли бы быть вручены и кому-то другому, с бОльшей подчиняемостью, послушанием Его Кредо и высшим личностям.
Сейчас же приходилось надрываться здесь, в окружении громкого, бьющего по ушным раковинам шума, непрестанного жара и изнурительного труда. Паломники - теперь уже рабочие Завода - наперебой предлагали бывшему экклезиарху помахать молотом вместо него (кто ж откажется от Императороугодной помощи святому лидеру?) но разве не было бы правильней, дабы установить свой авторитет, показать пример самому?
К группе подъехал один из техножрецов, с ампутированными ногами. Вместо он он двигался на тяжёлой гусеничной установке, с креплением в виде большой грузовой клешни позади платформы. Из вокс-решётки, которую этот пародия на человека установил себе вместо рта, раздался противный голос плохо настроенного передатчика:
– Ваши нормы выработки меньше общепринятых на 20%, что является неприемлемым сокращением производительности. Следует чтобы биологические неусовершенствованные единицы увеличили свою энергию, направленную на работу.
– Святой Трон – выдохнула одна из женщин, для облегчения раздетая по пояс – это же убьёт нас! Святой отец, вы что-то можете сделать?
*****
Аделаида проснулась раним утром, в смятой кровати в окружении салфеток, коротких клочков бумаг для заметок и пары сломанных карандашей. По комнате разносился запах недоеденного и сгнившего со вчера яблока, химического состава её любимых духов, и громкий звук.
Кто-то настойчиво стучался в дверь.
Голова болела как всегда после ночного провидческого приступа, также болела и левая кисть. Не настолько, чтобы обращаться к орбитальному апотекариону, но и не так, чтобы пренебречь... постойте. Она ведь находилась не в доках, посреди родной пустоты, а на поверхности. Возможно, именно в этом кроется причина тяжести в веках и каждом мускуле туловища? Хотя псионический приступ наверняка тоже повлиял на это, сложно было отличить, не имея профессионального образования, а Аделаида всегда была талантливой, но самоучкой.
Стук в дверь раздался вновь. Что следовало сделать? Одеться перед высокой рамой, одной из немногих зеркал в которые Вангревен видела себя в полный рост, и выйти к посетителю - или попытаться сперва истолковать клочки записок и заметок, уповая что в преддверии нового дня они помогут куда больше?