- Ну пусть следят. Сирпа за ними присмотрит. Пожрать там кое-что было, - подтвердил Квентин, прежде чем направиться к деревне. Несмотря на то, что каждый шаг выглядел так, как будто мог стать для него последним, каким-то образом он не отставал от остальных.
- Тупое отребье, мозги которых прогнили насквозь от наркотиков и религии - вот кто там обитает, - говорил Квентин, шагая через через болото. Мошкора застревала в сочащейся из гниющих ран сукровице и стекала по его рукам, но он, кажется, не чувствовал новых укусов, - молились своей ползучей верёвке, которую разорвала моя птичка.
Монолог философа прерывался только приступами кашля, и состоял в основном из бесконечного потока оскорблений, но к концу пути каждый, кто продолжал слушать, мог узнать, что в крипте осталось не меньше десяти неофитов, и не меньше двух змеемлодых, защищённых толстой броней и плюющихся ядом. Один раз Квентин даже остановился, чтобы начертить концом посоха в грязи подобие карты и показать, откуда пришли первая группа из четырех человек, откуда вторая и третья, и куда побежал осел.
Наконец, остановившись возле полузатопленной хижины, к которой, похоже, и вел остальных, философ ненадолго застыл, о чем-то задумавшись, затем снова сплюнул в маску с досадой.
- Еду кто-то спёр. Или сама ушла. Придется жрать то, что с собой притащили.