Оказывается, со временем любые ощущения притупляются. Так, отложив в глубокое хранилище чуть не затопившую его ледяную ярость, спустя несколько часов Оуэн обнаружил, что, по сути, не испытывает почти ничего. Неудобство от мешка, затекшие конечности, стоны спутников, - все воспринималось малозначимым на фоне общей опустошенности. Внутренний голос подсказывал, что в ближайшее время шанс отомстить не представится, и полукровка погрузился в некое равнодушие, почти не замечая происходившего вокруг. Корабль стал лишь очередным неудобством. Есть и пить совершенно не хотелось, и пленник ограничивался минимумом для поддержания сил.
Однако потом началось нечто, что все-таки смогло вывести Оуэна из того сна, в который он погрузился после случившегося на площади. Захватившие его обнаружили тень... И здесь уже никакое равнодушие не смогло спасти молодое и все-таки стремящееся жить тело от того набора ощущений, в которое могли погрузить опытные истязатели. Не спасало и то, что полукровка не знал истинных причин появления искаженной тени, и то, что отец Громвелл был не слишком интересен юноше. Где теперь его клинок, доставшийся в наследство от родителей, Оуэн также не имел представления. В итоге он уже сам не мог вспомнить, что именно рассказывал допрошающим. Но когда миры внешних страданий и внутреннего безумия уже готовы были окончательно слиться в один, все завершилось.
Стоя на помосте, Оуэн с едва заметной досадой на голос, обещавший возможность мести, ожидал смерти. Та, однако, не спешила приходить, прислав вместо себя кого-то, до боли напомнившего Джозефину. Пропустив слова про спектакль, Орден и задницу, полукровка волевым усилием скинул с себя нашедшее оцепенение и прислушался. Выслушав речь Норы, манеры которой вновь напомнили о некогда приютившей его наемнице, а также вопросы спутников, парень с трудом разлепил губы, озвучив и свои:
- Жизнь мы получаем сейчас, а возможность сбежать - потом? Значит ли это, что мы остаёмся в руках Ордена?