По мере продвижения к церкви лицо Анны все больше и больше начинало приобретать нежно-оливковый цвет, а успокоившиеся было глаза все больше становились шалыми. Под часто порхающими ресницами они казались даже большими, чем обычно, а голубизна небес из них отступила, сменившись незатронутой чистотой лесного пруда. Чувствующая сдавившие горло ледяные пальцы паники, певичка с трудом удерживалась от того, чтобы не натворить глупостей – убежать, или, напротив, очертя голову кинуться в атаку.
Девушке казалось, что и старшие, и мальчики справляются с увиденным куда лучше: даже то, как Эдвас пытался спасти умирающего, казалось ей логичным и правильным – сама-то она делала, только смотрела во все глаза, как до срока гаснет в глазах огонек жизни давно знакомого человека, и не могла поверить, что мистер Минселл больше никогда не встретит рассвет.
Когда все отошли от остывшего тела, Айлинн, вспомнив, наконец, о правилах, сняла берет, небрежно сунув его за ремень и доломав, наконец, печально обвисшее перо. Взяв покойника за кисть, она вкрадчиво, как будят спящего, попросила:
- Берт… Бе-ерт… Очнитесь, вам нельзя закрывать глаза, вы не один…
От уговоров ее остановила крепкая рука Джозефины и тяжелые, похожие каждый на неподъемный валун слова о том, что мужчина мертв, и ему уже ничем не поможешь. Анна непонимающе посмотрела на наемницу снизу-вверх, открыла рот спросить что-то, но вместо этого только вздохнула и сокрушенно покачала головой, словно не веря словам. Однако же спорить не стала, а, с помощью тети Джо поднявшись, встала рядом с остальными, цепко ухватив арбалет, как последнюю надежду.
Всю оставшуюся дорогу до церкви она не произнесла ни слова, молча следуя всем указаниям взрослых и даже не нарушая тишины обычными для нее вопросами, песенками, прибаутками. Девушка выглядела растерянной и потерянной, вовсе лишившейся последней опоры. Она была как маленькая девочка, потерявшаяся в полном волков лесу, и даже оружие не могло этого исправить.
Она даже промолчала, когда перед викенцами открылся вид на церковь, окруживших ее воинов и взятого в плен отца Неттла: певица только сглотнула и добавила к зелени кожи матовую бледность скул, словно вот-вот грохнется в обморок: богатая фантазия вполне позволяла ей представить, что черно-красные могут сделать с учеником и наследником Громвелла по служению.
В реальность ее вернули только слова тети Джо о том, что «валить надо». Не ради бегства она, собрав в кулак все мужество, пришла сюда. Не ради бегства она стреляла солдату в спину. Не ради бегства она сейчас сжимает вместо лютни оружие. Там, за дверьми церкви, могут быть мама, дядя, племяшки – как их можно, опасаясь за свою шкуру, оставить на потребу убийцам?
- Нет. – негромко, на непривычно серьезно сказала, как отрезала, полуэльфийка. – Я не уйду. Там может быть семья. Будь у этого Лайнелла хоть семь глаз на лбу, и три на заднице, будь он хоть опаснее бешенного медведя – я не отступлюсь.