Ей было холодно. Прямо как тогда.
Беседа с Сердцем оставила Майю опустошённой, не дала ответа на самый главный вопрос, взамен заложив предчувствие, что всё куда хуже, чем можно было бы предполагать. Проморгавшись от последних видений, она вдруг поняла, что обнимает себя за плечи, пытаясь не то согреться, не то унять дрожь. Но дрожи на самом деле не было — и холода больше тоже, он отступил спустя секунду после того, как Сердце попрощался с нею, вернув в реальный мир. Однако было полное непонимание, что делать с новообретёнными воспоминаниями. Или не воспоминаниями даже, ведь нельзя помнить то, что ты лично не пережила. Это сон. Которому, к тому же, не хотелось верить.
Майя ни с кем не разговаривала, избегая встречаться взглядом с одноклассниками. Чужие дела ей резко стали неинтересны, размышления над собственным будущим поглотили её настолько, что она пропустила мимо ушей почти всё, что сказал куратор, и едва не забыла, что ей ещё предстояло встретиться с господином Дженовезе.
К счастью, мастер Лоренцо сам её нашёл. Он, должно быть, хорошо понимал, каким потрясением могла оказаться встреча с Сердцем, и очень умело отвлёк её от проблемы, которую здесь и сейчас Майя всё равно не в состоянии была решить. Обсуждение предстоящего бала и поход по магазинам по-настоящему вернули её к реальности: что бы там ни пророчил Сердце, но у Майи ещё оставались и более насущные дела. И цели, которые лежат прямо пред ней и к которым она потихоньку проложит путь, шаг за шагом. Под руку с мастером Лоренцо, если придётся. На кого-то же ей нужно опираться эти первые несколько шагов?
Так, под руку, они этим вечером прошли от одной витрины к другой. В сумках Майи оказалось бальное платье с открытой шеей и спиной, тёмного красного цвета с вышитым чёрным рисунком, своими завитками похожим на изморозь. Лоренцо сразу остановился на нём, когда увидел, как контрастирует оно и как подчёркивает её белую кожу. С платьем соседствовали туфли в тон, Майя с трудом могла назвать их настоящей обувью, учитывая, что они едва ли скрывали её стопы, держась лишь на паре ремешков, а на каблуках такого размера с непривычки она чувствовала себя немного неустойчиво. Тут же была и белая маска, закрывающая половину лица, прорези для глаз отделаны по контуру вереницей красных камней, пространство вокруг них оплетали золотые лепестки и насыщенные розовые бутоны, края отделаны мягкими перьями, за которыми прятались две тонкие ленточки. Помимо этого на дне сумок в изобилии покоились футляры, банки, коробки с кремами, лаками, пудрами, помадами и всем, что мастер Лоренцо посчитал необходимым иметь своей спутнице. О деньгах никто из них не заикнулся, и Майя приняла его заботу как должное, подозревая, что цена за эту невысказанную сделку будет озвучена Лоренцо позже, когда (или если) тот сочтёт нужным. Оставалось гадать, что такому человеку, как господин Дженовезе, может потребоваться от Майи, и загадка эта изрядно будоражила её воображение.
За день она вымоталась так, что с заходом солнца упала на кровать почти без сил и не заметила, как уснула. Ей снился ночной лес, утопающий в дымке. Он был спокоен, не таил в своей глубине опасности и тревоги, не напоминал о плохом, лишь лениво покачивая макушками и стряхивая наносимый с предгорий холодный серебристый песок. Застрявшие в еловых ветках ломти промёрзшего снега отливали зелёным и оранжевым от пляшущего в тёмном небе северного сияния. Переливы зелёного и оранжевого бежали и по её лицу, пока Майя неподвижно смотрела вверх.
Тёплое рыжее пятно упало ей на глаза, когда служанка распахнула шторы и позвала:
— Вставай давай. Ты мне вчера наказала не будить тебя совсем рано, ну так уже девять. А дел на сегодня много...
— Опять ты, — хрипло отозвалась Майя, закрываясь от солнца одеялом. — Поди прочь.
— Грета, — напомнила Грета, с силой стаскивая одеяло и обнажая растрёпанную и сонную девушку, впопыхах соскребающую с подбородка засохшую дорожку слюны. — Вставай. Я тебе ванну приготовила.
Майя заставила себя сесть и потянулась. Грета настойчиво на неё посмотрела, намекая, что уже готова убирать постель, а кое-кто сидит тут и ей мешает. Клятая «прислуга» с ней вообще не церемонилась, чувствуя полнейшую защищённость, пока присматривала за своей подопечной по указке самого Князя, и именно «не церемониться» было его последним приказом. Грета к тому же толковала его как-то слишком вольно. А помимо прочего наверняка ещё и следила за ней, отправляя отцу доклады, пока Майя на уроках и не знает. Но Майя всё знает: доверять крысе нельзя, а при удобном случае лучше найти повод и отправить обратно домой. Стыдно сказать, Грета даже являлась ей родственницей — из тех, что ни к чему не пригодны, кроме как греть воду и менять постельное бельё, — однако ничто в её облике не выдавало их сходства. Грета кругом была обычная и скучная, не такая красивая, не такая умная, но при этом донельзя серьёзная, и больше походила на их старосту Хлою. Майя, мягко говоря, её недолюбливала. Не старосту, Грету. Хотя и старосту тоже, но это разговор отдельный.
Спорить и ломаться дальше, пытаясь обратно отобрать одеяло, было бессмысленно. Да и, честно говоря, с рутиной Майя сама хотела разобраться побыстрее: едва вспомнив, что её ждёт сегодня вечером, она тут же ощутила прилив энтузиазма, вскочила и прошлась по комнате, разминаясь.
— Прибралась, я смотрю, — на глаза ей попалось бальное платье на вешалке, аккуратно расставленные на туалетном столике и избавленные от чрезмерно цветастых упаковок макияжные принадлежности. Зеркало вычищено до того, что её заспанное отражение пугало Майю своей невозможной реалистичностью. Неизменным со вчерашнего вечера остался только её рабочий стол. — А это что? Выкинуть нельзя было? И новые где?
На столе, поверх открытых тетрадок и учебников, лежали остатки разодранного розового бутона, изломанные и подвявшие за ночь лепестки разбросаны тут и там.
— Откуда я знаю, что с ними делать, — недовольно отозвалась Грета, взбивая подушку и хлопая по ней так, будто хотела пришибить. — В прошлый раз убрала, так у тебя истерика началась.
— Поговори мне ещё, — Майя скривилась, отворачиваясь от неприглядной картины на столе, и направилась прочь из комнаты. — В тот раз нельзя было трогать, а сейчас можно было.
— Ну вот видишь, тебя ещё поди пойми, — Грета со вздохом подошла к столу и принялась собирать лепестки в руку, добавив, когда Майя уже была в дверях: — И чего ты их потрошишь каждый раз? Их в вазу ставят и всё. Любуются. Никто не делает... вот этого.
— Так пахнут лучше, — послышалось из-за двери. — Новых купи.
Эту розу она купила вчера у цветочника, когда уже возвращалась домой. Выбор к тому моменту был небольшой: ассортимент цветочной лавки по соседству с одной из крупнейших талонских гостиниц прямо напротив набережной улицы стабильно раскупался каждый день. Ей, можно сказать, повезло. А можно сказать, это судьба, и цветок должен был попасть ей в руки, он был той самой связующей частью между реальностью и тем местом, где они встретились с Сердцем. И Майя запускала в бутон пальцы, разламывая пополам и выворачивая наизнанку, словно пытаясь найти в нём подсказки.
«Надеюсь, роза вам понравилась».
Она не понимала, что это должно значить. Погружаясь в тёплую воду, Майя решила, что это теперь неважно, вчерашние неопределённость и трепет отошли на второй план перед тем, что её ждало впереди, погасли, увяли, как лепестки, которые Грета собирала в кулак.