В углу дома устроившись, Бабочка-дева ноги под себя подогнула, да травы пред собой разложила, под нос что-то тихо мурлыкая. Одну травинку из пучка возьмет, из другого пару, в мешочек свой руки запустит, еще стебелек сушеный вытащив, да вяжет все вместе. И пока делом своим, что иные допрежь, чем разобраться, колдовством бы нарекли, занималась, безмятежным, спокойным лицо ее было: словно нету ни духов, ни пения зова, ни опасности леса колдуний. А как прерывала песнопения в тот миг, когда узелки вязала, все одно шептала негромкое что-то, улыбки лучи иногда посылая в пространство пустое.
Но стоило глазу раздаться, что зычен и страшен, вскочила на ноги дева щита, стремглава, подобно снаряду из пращи. В кинжал, что на поясе узком спокойно висел, до костяшек побелевших вцепилась, да с Ирии взгляды на дверь и обратно переводить начала, словно думая что-то дурное. Но дочери леса шептанье, ветру в листве заблудившемуся подобное, угомонило мысли дурные, да морщины на лбу воительницы быстро разгладило. Кивнула щита дева, а после слова Молчуна поддержала, что Следопыта пылкого от опрометчивости оберегал:
- Не бьются мечом с древним духом, о воин, коль ты не герой и клинок твой не асами кован. Пронзишь ли копьем ты камений стену ли, прострелишь стрелой ветер с севера хладный? Постой, не иди, дай подумать недолго.
А покуда тот, кого Молчуном раньше кликали, голосом новым, что громче бурана, пытался незваного гостя отвадить, с крыльями Бабочки дева к хижины хозяйке подступилась с вопросом:
- Мне сейд один старым сказом платил за растенья, и помню легенду про сердце лесов я, словно вчера рассказали ее. Коль скоро должны мы унять Громогласного духа, ответь мне: известно ль тебе, что за сердце его можно счесть из вещей, что есть в доме? И ежели нету, один лишь ответ у Гудлейва дочери – лишь ты неподваластна Зовущему Грому, и Сердцем зовешься сама. То значит, что мы иль пронзить должны сердце – я гость, и предательством жизнь не изгажу – или в руки иному навек его дать, клятвой выбор скрепляя. Коль так, то решай же, Дочь Леса, пред кем же из двух ты готова склониться. Сказала б я трех – да дева сама, как видишь. И хоть ношу щит и могу выбирать себе жен, как мужчина, не думаю, что решенье такое устроит тебя, Ирия-отшельница.