Ингвар не говоря второго слова убрал оружие, да ремешком его завязал, как в хозяйском доме следует. Не его это дочь была, теперь он твердо был уверен. Слишком много того что помнит, слишком мало, того что не мог знать. С памяти его выдирают по кусочку, как засевшие репьи с собачьей шкуры. Но зря Ирия волнуется. Видеть он теперь их видит. Но не боится больше. И сердцем не мается. По крайней мере за себя.
- Не одна она здесь была. С кем-то. Морок это колдовской. Духи шалят. Боритесь други.
Песня вышла изо рта. Намеренно хриплая и грубая. Ту что поют промеж себя бонды хороня скотину умершую от поветрия. Горе и решимость, боль и надежда. Трудно и горько, но вера не ослабеет, а дружеское плечо всегда окажется рядом в нужный момент. Вот о чем была эта песня. Может и не по случаю, но как же она отвечала его разрывающемуся сердцу. Глаза, уши, да казалось даже сама кожа твердила, вот оно, чудо случилось, дурак, не дадут жители Асгарда еще одного шанса. Но не безбородый мальчик стоял в избе. Прожженный горячим металлом и горючими слезами ясень битвы. И поэтому он стоял как скала, и поэтому делал все что мог, чтобы помочь стоять остальным.