- Вот уж теперь и не знаю, кто на самом деле слабее. Ты посмотри, что с ним творится, - всплеснула руками Ирия, нисколько не испуганная, указывая на Ингвара.
- А ну-ка вон давай отсюда, ишь! - взяв кованый ухват, она направилась в угол, где сидела дочь коваля. - Не твой дом. И не его. Вон! Кыш!
Девочка скривилась, будто вот-вот заплачет, да и правда захныкала. Точь-в-точь как дочь-малютка делала, стоило той упасть или пальчик о горячий котел обжечь. Она двигалась к выходу из теплого уютного угла и плакала.
- Холодно... - жаловалась малышка сквозь слезы. Тонкая рубашонка, вышитая руками Ингваровой жены, едва прикрывала колени.
Хозяйка избушки была безжалостна. Открыв дверь, она указала ухватом в непроглядную темень, а потом вглядевшись в ночь, крикнула кому-то, да так зло, с надрывом, словно там был самый злейший враг на свете:
- ПРОЧЬ!
- Расходились... - захлопнув дверь, она прислонилась к ней спиной. Тяжело дыша, Ирия будто не могла найти слов.
- Ты... - кивнула она Ингвару устало и как-то обреченно, - оружие ремешком завяжи, иначе вон, к этим, отправишься, - она показала ухватом на дверь.
- Одна ты сдюжишь, кажись, - хмыкнула она, оглядывая Ревдис с головы до ног. Не знала еще Ирия, как не знали соратники Бабочки, что уже несколько мучительно долгих секунд слышит она песню, что пели они вместе с Асгейром в дни своего летнего счастья. Молодой сильный голос мужа, в котором слышалась улыбка, раздавался за пределами домика, ждал, когда Бабочка подхватит. И в самом деле, сделай пару легких шагов, выйди наружу и увидишь родного, по кому сердце изболелось-истосковалось. Не заперта ведь дверь ветхого домика.