Коли хозяйка решила похлебку делать, то не грех было и помочь: это мясо готовить надо сам-один, а в варево каждый может от себя что-то предложить – если, конечно, хозяин очага не против. Принюхавшись к разнотравья ароматам, душистым и слюну пробуждающим, странница, под руку с вопросами не подлезая и речей не перебивая, нож с пояса сняла, да начала на столе пеммикан тонкими полосами пластовать, да зелень сушеную нарезать – чтобы на всех хватило.
А пока руки при деле были – Ирию слушала, мрачнея с каждой фразой. Как закончила та слов мед дарить, вздохнула тяжко, косицу рассеянным жестом подергав. Еще одним вздохом горечь осознания закрепив, решила Ревдис для себя, что смысла убиваться нет вовсе: не воротишь сделанного, а, значит, просто остается осознать последствия, как должное, и жить с ними, как живется.
- Невесело, Ирия-дева, о месте сием колдовском нам таки прискорбные речи услышать: ведь мы, по душе безыскусной своей, кто воду испили, кто вовсе в глаз Ньорда залезли, презрев подозрения все. Коль шепоты мертвых придется услышать, так быть по сему: мы с Нэйей, возможно, не будем в печали, коль мужа, отца глас долгожданный к нам по прозваньям домашним взовет.
Одно лишь сомнение, прости, дева леса, глодает меня: коль муж мой покойный в Вальхалле пирует, как может вести он с живущими речи презлые? Ужели поляны той чары недобрые столько сильны, что и асам могучим они неподвластны, эйнхириев славных в Мидгард призывая, чтоб слова жестоко держать?
Отложив в сторону нож и перестав мучить косицу, она продолжила, кинув вопросительный взгляд на Ингвара – могу ли я продолжать?
- Нас пятеро было, Высокая, в пути нашем долгом начале. И верно: впервые в Вёльвбринн мы вошли, из Эрве Одаль крепкостенной шаги свои в лес сей направив. Допреж же ответа второго спрошу я тебя, о хозяйка чертогов лесных: ужели в век долгой зимы для мужей достославных в Вёльвбринне есть множество целей, в поход сей тяжелый зовущих?