Сцепив перед собой руки в замок, ноги по ширине плеч расставив, воительница исподлобья осматривалась, и с каждым новым открытием лицо ее все мрачнело. В глазах же, крылами бабочки расчерченных, поселилась глухая волчья тоска по потерянному прошлому, когда люди севера знали, что на смену холодному сну зимы обязательно придет буйство красок и весенней свежести. То, что ныне окружало провалившихся в Ничто хирдманнов, манило отдыхом и покоем, звало отринуть тяготы похода и хоть на время забыться в тепле и уюте – и этим пугало. Странница не верила ни в милость асов, ни в свою удачу, ни в обнаруженное логово чародея: ей казалось, что вся эта красота, зовущая к себе, не более, чем ловушка для беспечных и мягких, и тот, кто вкусит плодов с дерев или опустится в бурлящую ласку источника, навек забудет дорогу домой, отринет родных и близких, став пленником этого царства неги.
И ладно бы все это было только видением, и ничем кроме! Тогда можно было бы посмеяться вслух над незадачливым колдуном, решившим провести потомков Аска и Эмблы, и презреть манок. Но то, что окружало ее, казалось совершенно реальным – а в своем умении зреть незримое Бабочка не сомневалась: дар и проклятье старика-сейдмада навек с ней. И эта-то действительность, которой не должно быть, и заставляла Ревдис опасаться цветущего места.
Покачав сокрушенно головой, дева щита подошла к трэлле-не трэлле, ведьме-не ведьме. Ведающая травы женщина была уверена, что сможет залечить раны Кейи, но оказалось, что отведенное на помощь время вышло. Ни кровь не билась в кровотоке, ни дыхание не темнило металл ножа, ни зрак на свет не реагировал. Многое могла прозванная Бабочкой – но воскрешение из мертвых было вне ее сил. Она могла только лишь сложить руки девочке, да очи смежить, да ноги скрестить в коленах.
Подойдя к Ингвару, воительница присела на траву, копаясь в своей котомке в поисках лекарственных трав да чистой перевязки. Не глядя на мужчину, она задумчиво протянула:
- Жертва дрота Бьёрна мертва, и ей уже не помочь. Ногти бы ей обрезать, да похоронить бы ее, хотя бы в рытвине в земле, чтобы тело не стало умруном или драугром, и не пошло за нами с твердым намерением отомстить…
Выслушав мнение спутника своего, дева продолжила:
- То, что окрест нас – не морок и не обман: я не вижу в этом колдовства. И это заставляет меня не верить сему слишком уж приятному для Вечной Зимы месту, торопиться бежать из него, как рана будет перевязана. Боюсь, кто-то могучий желает, чтобы мы остались в этом уюте на короткое время, что протянется для тех, кто за пределами этой весны, целую вечность. Есть ли у тебя иное мнение, Кователь, сын Торсбарда?