Рукав набряк от крови, плохо слушались пальцы. Но верное копье еще было в руке. А значит, она не была бесполезным грузом. Сейчас бы остановиться, мешочек с травами распотрошить да кровь уняв, перевязать рану – но кто же даст на это время? Асы ли были недовольны нечестным поединком, сука-удача ли подвела – но хирдманнам Эрве Одаль оставалось только спасаться бегством. Ревдис не питала иллюзий по поводу того, что они не справятся с йотуном: даже раньше, когда их было пятеро и все были здоровыми, имиров сын раскидал бы их, как кутят, но теперь, когда ему противостоят трое, из которых двое ранены… Эта была верная смерть и, мало того, это была смерть не славная, а глупая и бесполезная. А значит, нет позора в том, чтобы показать спину – кто осудит?
Трое… Кто бы сказал еще утром, что она схлестнется с соратником не на жизнь, а насмерть? Кто бы мог предположить, что кажущийся бесстрашным Бьёрн предпочтет бежать своей дорогой, бросив всех остальных? Для Бабочки это было ничем иным, как трусостью: знавшая мужской мир скорее из вис и саг, чем из жизни, она и мерила людей категориями легенд. В повествованиях нередко было, когда заклятые враги, даже кровники, объединялись перед лицом общей опасности, и один даже спасал жизнь другому, и тогда перед героями вставали муки выбора между долгом убить кровного недруга и обязанностью отплатить ему за свое спасение той же монетой. Так могло бы быть и сейчас – могло бы, но реальность существенно отличалась от песен старины.
Баюкая раненную руку, дева щита подхватила суму и манящим жестом подозвала кого-то:
- Беги за мной, не отставая и не оглядываясь. Если я отстану или упаду, или выйду на бой – следуй за ней, - кивком головы она указала на Ингвара, - А если ее не станет, то ты знаешь, что делать.
Не остались без ответа и слова Лешата – иного пути, чем делать крюк по негостеприимному, опасному Вёльвбринну не было:
- Готова. Главное – чтобы тропа не вывела нас снова к умрунам.