Неизвестный впереди не двигался, неподвижен был и Лешат – ужели патовая ситуация, и никто не решится напасть первым? Взволнованная девушка ускорилась, и вскоре замерла ошую от белой неподвижной фигуры, увидев, что жертва пятерки загонщиков – юная девица, чьи косы вряд ли еще кто-то расплел. Незнакомка не пыталась помчаться прочь, не водила руками, творя чародейские пасы, не бежала навстречу людям, а стояла спокойно, разглядывая подошедших… с любопытством?
- Гармова печень! – выругалась Бабочка, не зная, что предпринять. Будь перед ней умрун или какое чудовище из нижних миров, или плут-цверг, все было бы просто и понятно – налететь, сбить подсечкой в снег, приставить стальной лепесток копья к шее и следить, чтобы не рыпнулся. Будь то колдун – еще можно руки связать и пасть заткнуть во избежание. Но эта странная девчушка… Кто она, что здесь делает? Ревдис скорее склонялась к тому, что перед ними дух, облекшийся во плоть – возможно, хозяйка этой полянки, испуганная колдовством, а, может быть, и один из младших духов зимней бури, погубивший стражей Эрве Одал.
Однако же так вещал разум – а у сердца была на то своя песнь. Теплый взгляд неизвестной, вернувшийся на щеки румянец, искренность чувств на лице – как это могло оставить равнодушной познавшую боль потери странницу? Сердце звало подойти и обнять одинокую и наверняка несчастную девицу, укутать ее в плащ и, посадив у костра, накормить горячей похлебкой, такой густой, чтобы даже ложка стояла стоймя, отогреть наверняка уже цепенеющие пальчики. Как же ее оставить без помощи? А если, не приведи норны, такая же судьба сплетена для Нейи? Если кто-то черствый, сухой пройдет мимо нее, потому что малышка, гордая и ценящая себя, не попросит помощи?
Не-ет, такой холодной и бессердечной быть просто непозволительно – пускай Мидгард долгие годы непрерывно одет в ледяной покров, нельзя, чтобы этот смертный холод просочился в душу. Тогда ты умрешь вернее, чем от стрелы и клинка – только потом еще долго будешь ходить и смердеть, тщась вести существование, подобное людскому. Станешь живым мертвецом, еще даже не умерев.
И все-таки, все-таки… Бабочка не дожила бы до своих лет, если бы действовала без оглядки, на одних чувствах и эмоциях. Лучше пускай девочка обидится на злую тетку, чем окажется чем-то ужасным, сокрытым под милой личиной, и нанесет вред и самой деве щита, и ее спутникам. Обернувшись за спину, где никого не было, воительница предостерегающим жестом словно решила остановить кого-то, добавив:
- Что бы не случилось – стой здесь. Будет совсем худо – беги.
Для соратников же она добавила:
- Я попробую проверить. Прикройте.
Воткнув копье в снег и положив ладонь на рукоять широкого охотничьего ножа, готовая при явной угрозе пустить его в действие, дева щита, надев на лицо маску самой неподкупной серьезности, широким шагом подошла к незнакомке в белом и, опустившись рядом с ней на корточки, стянула перчатку и протянула девушке тонкую кисть с мозолями и тонкими полосками застарелых шрамов.
- Ты кто такая, дитя? – дочь Гудлейва строго посмотрела в глаза незнакомки, - Дай мне свою руку и, ради милости Фрейи, не сопротивляйся.
Ревдис собиралась проверить, бьется ли ток крови на запястье девицы и на ее тонкой шее: известное дело, что духи крови в венах своих не умеют. Так можно будет убедиться, что перед ней – создание из плоти и крови. Правда, если на светловолосой накинута личина, то все эти ухищрения будут бесполезными, но и тут у копейщицы были кое-какие догадки.