Сложив руки за спиной и расставив ноги на ширине плеч, стоящая на твердом утоптанном насте дочь Гудлейва покачивалась с пятки на носок и обратно, не сводя глаз с костра, с равным удовольствием пожирающего и дерево, и тех, кто некогда были людьми. Губы у воительницы, изогнувшиеся вниз подобно луку, свидетельствовали о скорби, но в темных глазах горя не было – только терпеливое спокойствие. Пламенные язычки отражались в ее зрачках и на узорах татуировки, и казалось, что бабочка хочет сорваться с цветка глаз и воспарить над костром, с дымом уносящих души умерших – если, конечно, они остались.
Воительница, самочинно взявшая на себя роль годи, дождалась, пока центральные, толстые ветви не перегорят, обрушившись внутрь вместе с телами в огненном столбе, и сдув с ладони воздух в сторону костра, сосредоточенно достала флягу и, открыв ее, брызнула в огонь пару капель. Последним жестом она запустила руку в снег и, докопавшись до мерзлой земли, ногтями отколупала несколько холодных, как сердце ётуна, кусков, которые тоже бросила в кострище. На сем она сочла свой долг по проводам в другой мир и, зычно повторив имена погибших: «Хальвдан. Хальфберг. Асфелт», закончила коротким напутствием: «Да не забу», кивнула и вернулась к малому кострищу.
Вытащив из сапога ложку, она уселась на скрещенные ноги и споро принялась есть. Аппетита у девы щита не было никакого, запах горелого мяса внушал отвращение, но закидать в себя горячую пищу было просто необходимо. Наевшись, она протянула руки к костру и только тогда позволила чуть улыбнуться: добрый огонь успокаивал и давал надежду на то, что когда-нибудь солнце будет дарить не меньшую радость. Ведь когда тепло вокруг, и сердца становятся светлее и чище, вечный же хлад с собой ничего, кроме черствости, не несет.
Вместе со всеми завершив сборы, Ревдис омыла ложки и котелок в растопленном снегу, потерла пористым морским камнем и, вытерев, убрала все по сумам. Еще раз посмотрев на огонь – те, кто был рядом, заметили, как дернулся уголок губ – дева поспешила за остальными все той же пружинистой походкой человека, исходившего немало троп, но и в ее шаге уже чувствовалась усталость, которую не мог разогнать краткий отдых, большую часть времени которого она все равно провела, провожая ставших умрунами воинов в последний путь. Мерно качался наконечник копья, размеренно скрипел снег, и даже чутье, на которое привыкла полагаться прибившаяся к гарнизону древней крепости странница, молчало.
А зря.
Треск ломаемых сучьев отвлек ее – но последующие события затмили его. Как и остальных, вспышка чуть не ослепила быстрокопейную деву, прикрывшую глаза и инстинктивно отступившую на пару шагов. Когда же она проморгалась и огляделась, на обыкновенно выдержанном лице возникло выражение глубочайшей растерянности. Распахнув рот, Ревдис хлопала непонимающе глазами, не веря увиденному и никак не представляя, как вечер мог смениться днем, а погребальный костер – лагерем умрунов. Или не умрунов? Тут никаких внятных мыслей не было.
Не сразу, но дева щита выдавила ошарашенно:
- Хундсермис сонринс! – имея ввиду толи знакомую троицу, толи того, кто с ними такое учинил, толи ситуацию в целом.
Подергав себя за косу и обернувшись вокруг своей оси на одной ноге, девушка скривилась, понимая, что картина осталась прежней, и даже досадливо стукнула себя кулаком по бедру. На слова Охотницы воительница снова поморщилась, отвечая раздраженно:
Никуда мы не сможем отсюда уйти просто так. Кто-то или что-то зачаровали этот пятачок, и привязали нас всех к нему. И, клянусь своими косами, я не знаю, в чем дело. Это могут быть, - повернулась она к Бьёрну, как к предводителю, - или проделки свартов – они могут так запутывать тропы, но не делают из заплутавших умрунов, или следствием гнусного колдовства, наложенного на землю… или на нас. Вряд ли, - копейщица оглянулась по сторонам, приготовив оружие к бою, - шутник ушел далеко: слышали шум перед, - она замлялась, подбирая слова, - возвращением дня?
Если мы не найдем выход, то будем обречены убивать мертвецов снова и снова, пока не закончатся наши припасы, как, возможно, произошло и с ними, и получать все новые раны. Мы не должны беспокоить умрунов, но искать творца этого. Или, - на лице Ревдис проступила задумчивость, - найти выход сммостоятельно. Есть один способ, но я в нем уверена меньше, чем в природе тел…
В общем, - мотнула она головой, - кто-то один должен одеться полностью наизнанку, и идти спиной вперед, а все остальные с закрытыми глазами следовать за ним. Попробуем, вождь? – в отличие от недавних речей, на сей раз в тоне девы сквозило неприкрытое сомнение. – Что мы теряем? Ловушка, видать не долга, и долго блуждать так мы не должны…