Танцуя напротив неупокоенного и всячески мешая тому приблизиться у живым, дочь Гудлейва морщилась досадливо: ее верное копье было, наверное, самым бесполезным оружием против давно мертвого тела. Добрый топор или верный могли отделить члены мертвеца, если он лишь недавно обрел гнусное подобие жизни, могучий молот мог переломать все кости, что помешало бы отродью Хельхейма как-то двигаться. Даже лучник мог поджечь стрелу и ожечь не знающего боли умруна – но копье, смертоносное и опасное в других битвах, не могло сделать ровным счетом ничего: колотые раны, сколь бы глубоки они ни были, не остановят врага.
Старающаяся лишь отвлечь противника, дева щита смогла сполна рассмотреть полотно боя: видела она и бросившего щит ползущего покойника, которому раны не мешали жаждать убить живых, и второго, которого ярый, как пламя, Бьерн разделывал, словно мясник – свиную тушу. Слышала она и бравурные выкрики викинга, ничуть не более полезные, чем птичьи трели для голодного тролля – слова умрунов не задевали. На них странница только головой покачала – зачем разоряться-то медом уст тогда, когда это совершенно не нужно?
Осторожное, могущее кому-то показаться трусливым ожидание принесло свои плоды – Ингвар-кузнец, вооружившись, вернулся в битву, незамедлительно атаковав горящим вертелом того, кого мать нарекла Хальфбергом. Загорелись шкуры, от которых не-мертвый споро, совсем по-человечески избавился, и не прошло пары ударов сердца, как бывший хирдманн Эрве Одаль снова оказался готов к бою. Сделав еще один выпад, похожий на то, что она метит в глаза, дева с чувством выполненного долга разорвала дистанцию, после чего в несколько шагов оказалась у продолжающего разбрасывать жаркие искры костра.
«Язык немого убежденья», перехваченный за длинную лямку, повес на плече, покачиваясь при каждом движении, а воительница, вполглаза наблюдая за битвой, вытащила из-за пояса заблаговременно припасенный факел и уверенным движением ткнула им в угли, чтобы просмоленное дерево поскорей занялось, подкармливая вечно голодного Логи. На губах Ревдис заиграла кривая недобрая усмешка – теперь-то она станет готова к битве с теми, кого не страшит хладное железо!
План ее был прост и безыскусен – снова броситься в бой, держась ошую прикрывающегося щитом мертвяка, а после того, как тот отвлечется на новую атаку Ингвара, воспользоваться открывшейся брешью в защите и, прикрываясь щитом, ткнуть факелом в бородатую морду – лес лица тот так быстро не скинет, а огонь будет доволен новому корму. Коли получится все, это наверняка дезориентирует похитителя чужого тела, и там уже можно будет методично продолжать превращать его в живой факел. Главное – не спускать при этом глаз с хромоногого – приятного мало, если тот решит подрезать сухожилия или впиться гнилыми зубами в штанину.
Как дальше сеча пойдет, станет ясно потом, а пока что – пляши, пламя, пируй на сладкой плоти, тронутой твоим извечным врагом: льдом столь же прочным, как покрывающий негостеприимный Нифльхейм, расплавь его в воду и убей, убей того, кому не место под солнцем!