- Да! Да! Да! - закричал маленький Людвиг и запрыгал от радости, - Привези мне польский меч! Привези мне польский меч!
Иоганн сделал важный (пуще прежнего) вид и пообещал непременно привезти. Потом вскочил ловко на коня и первым тронулся в путь. Отец еще раз наклонился к маме и поцеловал ее в щеку на прощание. Затем пустил своего скакуна вперед вслед за старшим сыном. За ним последовала скромная свита. А все махали им в след и кричали счастливые пожелания. И Людвиг тоже кричал долго и звонко, скакал на месте и размахивал яркой красной тряпицей, привязанной к палке. А алое папино знамя плыло вперед, все дальше и дальше, пока не исчезло наконец за темной массой деревьев.
На некоторое время воцарилась какая-то странная, отчего-то тоскливая очень тишина.
- Идемте же домой. - сказала матушка, взяла Бригитту и Людвига за руки и повела в замок. Они пошли за ней послушно, а за ними потянулись старшие сестры. Стали расходиться по домам и селяне. А Людвиг все размахивал маленьким своим красным флажком, но почему-то теперь выходило это не так задорно. Он подумал немного и стал дергать маму за рукав и просить ее вышить на флажке лилию.
***
Следующий день выдался особенно пригожим. Ярко светило солнце и пели птицы. Людвиг проснулся поздно и обнаружил, что мама его просьбу исполнила и на флажке его появилась аккуратная желтая лилия. Почти как настоящая, почти как на папином знамени, хотя там она и объведена была блестящей золотой нитью.
Первым же порывом Людвига было, конечно, показать свое новое знамя брату. Но... Брата не было, брат уехал вместе с папой в далекие земли, чтобы брать в плен польских рыцарей и забирать у них их мечи... Это было обидно, это было обескураживающе. Он не мог теперь увидеть такое замечателное и красивое его, людвигово, знамя! А сам Людвиг не мог сразить в бою какого-нибудь польского рыцаря и тем завоевать себе славу... Что тоже было обидно.
В конце концов Людвиг пошел показывать знамя с лилией старшим сестрам. Оно им понравилось, да. Но дальше дело не зашло - знамя ведь нужно было для того, чтобы с ним играть, а сестры если и играли, то только в свои глупые девчачьи игры, где места для знамен особо и не было. А последнее время не играли даже в них, а только болтали друг с другом и обсуждали какую-то непонятную ерунду. Чуть лучше дела обстояли с Бригиттой: уже немного позже любимый оловянный рыцарь Людвига под тем самым знаменем сочетался браком с ее любимой куклой... Что было немножечко странно. Впрочем, разлучать оловянного рыцаря и тряпичную куклу у Людвига с тех пор не поднималась рука. Однако в целом Бригитта хотела только сидеть внутри, а Лювиг рвался наружу, если не в лес и поля, то хотя бы во двор замка. Там можно было бы играть во что-то дельное (например в войну крестоносцев и сарацинов, войну крестоносцев и балтов или, в конце концов, войну крестоносцев и иберийских мавров - в нормальные игры), а внутри были только куклы. Были еще оловянные рыцари, с которыми тоже можно было бы играть во что-то интересное (в войну!), но они Бригитте не особенно нравились.
День сменялся днем, месяц месяцем. Подошло к концу лето, все суровые оловянные рыцари обзавелись мягкими кукольными супругами. Людвиг же откровенно скучал. И по брату с отцом, и просто от безделья. А потому все больше и больше времени стал проводить в тренировках. Упражнения ему стали заменять игры, тем более что приставленные к нему наставниками папины кнехты сами видели как мается их подопечный и старались эти упражнения по возможности разнообразить. И вот скоро Людвиг стал ныть о том, что его тоже надо отправить в помощь папе и брату, ведь там он им теперь со своими новыми умениями непременно пригодится. И сам себе добудет польский меч!
***
В один ненастный осенний день, когда за окном выл холодный метущий пожухлые листья ветер и моросил нескончаемый мелкий дождь, Людвиг сидел на ступеньках одной из винтовых лестниц замка, кутался в теплый плед и возился тихо с игрушками. Был это в высшей степени неприятный день и игры как-то не задавались, а вот теперь слышались из зала, куда выходила лестница, тревожные голоса: мама говорила с каким-то проезжим купцом, выспрашивала у него новости.
- Комтуров пленили всех! Рыцари Ордена полегли! - доносился из зала взволнованный мужской голос. Людвиг сразу напрягся: говорили о войне и новости явно были не самые лучшие. Он непослушной рукой отложил в сторону игрушечного коня на колесиках, которого только что катал по шершавой ступеньке, замер и навострил уши. Сердце его забилось чаще.
Проезжий купец же продолжал:
- Немцев поляки пытали долго, кожу с них драли, никого не пожалели! Нет больше Ордена, нет защиты нам от поганых язычников!
Холодок пробежал по спине Людвига. Не верил он своим ушам... Впрочем, и правильно! Людвиг даже возмутился. Ведь не может же такого быть! Не могли убить папу и брата! Он схватил холодными руками плед, закутался в него как в плащ и сбежал вниз по лестнице в зал.
- Все ты врешь! - закричал он на обернувшегося к нему удивленного купца, - В польских землях тоже рыцари и они никогда бы так не поступили! А ты, проходимец, порочишь рыцарскую честь! Вот!
Мама, с лицом мертвенно бледным, поднялась со своего места, крепко взяла Людвига за руку и увела его прочь. Потом, уже когда негодяй-купчина уехал, мама долго плакала. А вместе с ней плакали сестры Людвиг же только пытался их как-то утешить и все кричал, что быть такого никак не может. Ведь польские рыцари не хуже вестфальских, и таких жестокостей почем зря чинить не будут - так ведь папа говорил. Да и разве пропадали когда-то славные фон Корфы в таких передрягах? Поляки, конечно, рыцари не хуже немецких, но Герман фон Корф ведь и не простой немецкий рыцарь - он потомок самих Каролингов, победителей драконов, сарацинов и поганых нейстрийцев. Не посмеют поляки никогда такую кровь лить!
Кричал он об этом так долго и так упорно, что в конце концов и сам свято в это поверил. А потому, когда папа уже зимой вернулся домой и рассказал о том, что Иоганн попал в плен, но его скоро выкупят, Людвиг только лучился от удовольствия.
- Вот, я же говорил! - так он говорил и обнимал крепко папину ногу.