Ход II. 1400 - 1407 гг.
К семнадцати годам Милан окреп, вытянулся, стал похож на отца. Бывал он не раз бит селянами, да и сам не единожды давал им знатно по холопским мордам. А потому к юношеству у Милана пару раз был ломан нос, один раз - левая рука и не счесть, сколько синяков и ссадин.
Казалось, бы, не шляхетское то дело, с чернью на кулаках сходиться. Но отец Милана, как и дети бургманов такое поведение одобряли. Знамо дело, не до смерти лупцевать зарвавшихся селюков нужно, да и самому, если уж толпой набросились, лучше на землю падать и голову прикрывать, пардону прося. По причинным местам бить тоже не следует - за такое и в спину плюнут. А в остальном - нормальное такое мужское развлечение.
Так что Милан вскоре прослыл добрым бойцом. Стали его побаиваться да стороной обходить, разве что сыновья кузнеца совсем паныча не боялись, ибо были крепкие, сильные и в себе уверенные. Но и ты с ними держался почти как с равными - знал, что может и сдюжишь против одного из них, но проверять не хотел. Младшенький сын кузнеца, Болько, один раз с размаху кулаком корову убил. Просто так, по дурости юношеской. Очень уж не хотелось на себе такой удар испытывать.
Матушка, конечно, развлечения такие не одобряла, ибо именно ей приходилось штаны да рубашки разорванные штопать или от крови отстирывать.
*****
В шестнадцать тебя уже вовсю на службу к пану Яну определили. Сторожил ты ворота замковые, а порой в самом конце его свиты ехал на охоту. Выдал тебе господарь по милости своей куртку стеганую, меч да шлем-шапель. Не смотри, что без забрала – зато от ударов сверху защищает очень хорошо, к тому же не слишком тяжел для юноши.
За это всё твой отец, конечно, был должен пану Яну, но молчал, с гордостью на сыночка глядя.
А уж как девки местные на тебя смотрели – ух! Аж в штанах шевелилось что-то от тех взглядов.
С девками опыта у тебя как-то и не было. Вот у селян – всё попроще, выбрал на Купала девку, через огонь прыгнул и в темном лесу на мягком настиле из мха зажимаешься. Или просто на сеновал затащил. А вот тебя, паныча, селянские девчонки сторонились чего-то. А у бургманов –дочери как на подбор страшные. У одной ноги колесом, у второй ни жопы, ни сисек, а нос дерет к небу, будто княгиня какая, третья всё молится да вздыхает тяжко.
Было, в общем-то, в окружении твоем всего две девушки, которые эдакие всякие мысли вызывали.
Одна – дочка местного мельника. Жила она в паре миль от Смижиц, была статная, веселая, но если что – могла и по морде слишком навязчивому кавалеру дать. К тому же на тебя смотрела вроде как-то иначе, не как на всех. И не давала вроде бы повода в своей девичьей неприступности усомниться, а всё ж нутром чувствовал ты – крепость сию хитростью да напором взять можно, пусть и не сразу. Звали ее Анной, а поскольку фамилий у селян не бывало отроду и так и должно, то звали ее попросту Мельниковой. Родилась она на год позже тебя.
Вторая – Прибыслава, родичка господаря Яна. Невысокая, с широкими бедрами и внимательным взглядом ярко-голубых глаз, она доводилась вашему сюзерену троюродной племянницей и жила в его доме, поскольку своих родителей потеряла после вспышки некой болезни. Сама Прибыслава о том не говорила, да и в целом была скорее молчаливой, любила больше слушать, чем говорить. Зато слушать умела как никто другой: вовремя задавала нужные вопросы, могла к месту сослаться на Библию или сказать что-то по-латыни. Сказать честно, ты ничерта не понимал, но звучало красиво.
Вот эти-то две девчонки как раз на тебя внимание обращали. Правда, по-разному. Мельникова дочка то ущипнуть могла, а то побиться об заклад, что ты никак не сможешь вон через тот ручей ее на руках перенести! А вот Прибыслава норовила затащить тебя в маленький сад у замка и рассуждать о библейских историях или про деяния древних королей. Честно говоря, ты в этом мало понимал, но понемногу нахватался, а девушке не так нужен был собеседник, как слушатель, поскольку в вашем захолустье ученым считался всякий, кто свое имя написать мог.
*****
В семнадцать лет ты впервые ехал на войну.
То есть, конечно, не на настоящую войну, но всё же в бой – гонять раубриттеров, рыцарей-разбойников, что заполонили чешские земли и житья не давали местным.
Про троих таких злодеев донесли как раз пану Яну. Мол, сидят они в придорожном шинке, пиво пьют и девок лапают уж третий день, а платить не хотят и грозятся шинок спалить, ежели им немедля выпивку не подадут.
Одного из грабителей пан Ян узнал по гербу: был раубриттер из Доброй Воды, а стало быть, тоже чех. Его строго наказали живым взять, чтобы потом урок был лихому люду.
Тогда-то тебя отец впервые взял с собой.
- Господу помолись, пояс подтяни, - напутствовал он тебя, - А вдруг бой – не лезь поперед батьки, но и далеко не скачи.
Ехало вас двенадцать человек: вы с отцом, да еще пять бургманов, да оружные слуги с копьями.
Батька твой был весел и затеял добрый спор с еще одним бургманом, дядькой Индржеком: остались ли в лесах чешских единороги али уже всех поперебили? Спор тот был весел, поскольку не столько про лошадей, сколько про девственниц мужчины говорили. Ведь всем известно, только к нетронутым девушкам лошадь дивная выходит. И вот остались ли в королевстве девы – это дядьку Индржека сильно занимало.
- В наше время не так всё было, - говорил он, поправляя встопорщенные усы, - У нас молодежь была боголюбива и благонамеренна, не зажималась по кустам с кем попало, а лишь после свадьбы…
- Да хорош! – перебивал его твой отец, - Или я не знаю, что у тебя трое байстрюков по Смижицам да еще пятеро по всей Чехии?
- То по воле Божьей да моему неумению, - ворчал Индржек.
Так вы и ехали по дорогам, слушали пение птиц да на зеленые густые леса смотрели, коими Чехия славна. На такой отряд как ваш вряд ли кто напасть отважился, но ты тогда этого не понимал, а потому меч сжимал крепко и вокруг оглядывался под слегка насмешливыми взглядами бургманов.
*****
- Ну, малой, бросай меч. Не хочу грех на душу брать.
Крепкий чернобородый мужчина переступил через тело оружного слуги и двигался теперь к тебе.
Всё должно было быть не так!
Шинок, в котором засели раубриттеры, представлял собою обычную сельскую хату и сарай рядом. На подворье бегала собака, при виде конного отряда немедля сбежавшая в свою конуру.
- А ну, чертовы дети, выходите, - гаркнул твой батька, слезая с коня и меч поправляя, - Именем пана Смижицкого вам приказываю!
Вы спешились, а тебе отец приказал:
- К заднему входу иди. Вряд ли тудой кто полезет, но мало ли. И Гинека с собой захвати, на всякий.
А теперь Гинек лежал в двух шагах от тебя с раскроенной головой. На подворье, судя по звукам, кипел бой, а ты стоял лицом к лицу с воином, только что в одно движение зарубившем человека.