— В Лосморе теперь всегда есть чего опасаться, — грустно замечает Фара. — Если к нам придёт нуждающийся, мы всегда готовы отпереть дверь для просящего. Но, увы, добродетель в это время может обойтись дорого. Поэтому вас, не связанных клятвой Святой Вероники, я прошу воздержаться от того, чтобы открывать дверь если не уверены, кто за ней стоит. К сожалению, большего я вам сказать не могу: кроме того что с недавних пор людей, достаточно смелых, чтобы открыть дверь незнакомому человеку, начали находить мёртвыми. Целые семьи...
Тут речь её оборвалась – похоже, переживания слишком захватили монахиню.
— Я провожу вас к настоятелю, — совладав с собой наконец, Фара приглашает вас подняться по лестнице наверх. Из-за прикрытых дверей, ведущих куда-то видимо в кельи на первом этаже и трапезную, доносится едва слышимый молитвенный шепот. — Что же до рассказать... прошу простить, госпожи гвардейцы; я не знаю, что могла бы рассказать вам, чего вы не увидите собственными глазами. Разве что, если вы ещё не столкнулись, я предостерегу от прогулок по ночам. Ночь – и так опасное время, когда Свет слабнет больше всего, но в Лосморе она особенно опасна.
Этот Туман... — голос её опускается до шёпота. — В нём таится что-то ужасное. Он сводит людей с ума. Иногда и меня посещают странные видения, словно всё это – просто затянувшийся сон...
Тут она опять умолкает, но в этот раз по-видимому не из-за нахлынувших эмоций. Просто вы оказались у двери, ведущей, по-видимому в кабинет настоятеля. Фара трижды стучит о деревянную дверь своими тонкими пальцами. В полумраке они кажутся ещё тоньше и невольно кажется, что вот-вот они сломаются от такого неосторожного с ними обращения, как игрушка из хрусталя.
— Кто там? — доносится голос из-за двери. Спокойный, ясный, совсем непохожий на тревожный голосок Фары.
— Настоятель, это две охотницы на нечестивых, — почтительно отвечает монахиня. — Они просили встречи с вами, я не решилась отказать.
— Пусть войдут, — ответствует голос.
Убранство кабинета ярко контрастирует с голыми стенами первого этажа. Здесь есть и гобелены, и расстелен ковёр; стены загромождены шкафами с причудливыми статуэтками и книгами. В одной угадывается высокая статная женщина в одеяниях жрицы, но почему-то со знаком луны на груди. Она подпоясана искривлённым мечом, напоминающим полумесяц. В середине комнаты стоит широкий стол, за которым сейчас стоит человек, что-то увлеченно чертящей на бумаге. Когда звуки ваших шагов достигают его ушей, он наконец поднимает голову. Это мужчина средних лет; ещё не старый, хотя седина тронула его голову. Вопреки ожиданиям, он не носит бороды, только усы – и если бы не епископские одеяния, то его можно было бы легко принять за дворянина.
— Гвардейцы, — он делает легкий поклон. — Фара, оставь нас, если что-то понадобится, я тебя позову.
Отпустив монахиню, он обходит стол, чтобы оказаться между ним и вами, и вопросительно разводит руки.
— Итак, чем же обязан вашему визиту? Сразу признаюсь, хоть это и не красит церковного мужа, но о происходящем в городе я имею пожалуй столько же представления, сколько и вы.