Смирение с долей - вот что сквозит во всех обрывках пустых разговоров вокруг. Негласная обреченность. Кажется, Катарина, несмотря на свои советы вести себя тихо, оставалась самой живой в этом царстве уныния и безнадеги.
Кристина неспешно проходится по залу, беззастенчиво разглядывая людей. Наверное, даже хорошо, что она все это время провела в коме. Иначе давно бы уже испортила отношения с Катариной попытками сломать местные порядки. Хотя если бы она была в сознании, когда приходили за Мартой...
В какой-то момент девушке хочется закричать, просто дико завопить, лишь бы только ощущение чернушной безысходности хоть немного пошатнулось.
Как они все... Могут так быть? Уж на что Кристина не слишком-то всегда любила людей, но эта картина даже в ней сумела пробудить жалость. Брезгливую, но жалость.
Эти люди сломаны? Как будто заражены болезнью. Не той, что превращает в белое желе, а такой, что отнимает вкус к жизни и волю.
И неужели все они так и сидят прямо здесь день-деньской? А что в других помещениях? Галерея большая. Как минимум где-то должны еще лежать те, кто не пришел в себя. А где-то должны быть склады, кухня и прочее...
Девушка криво усмехается своим мыслям. Катарина ведь посоветовала узнать, как здесь все устроено. Стоит прогуляться. Тина решает пройтись по знакомым коридорам, но внимание ее вдруг привлекает ничем не занятая девица, оказавшаяся достаточно осведомленной. Значит, выйти на улицу можно беспрепятственно... И какими же пределами ограничено гетто?
- Тина, художница, - вскользь отвечает на встречный вопрос Кристина и небрежно отмахивается. - Не запоминай.
Она поднимается, теряя интерес к мимолетной собеседнице. Надо выйти на улицу.