Уже восьмая машина останавливалась вровень с Женькиной, чтобы посмотреть, что там горит в салоне. Дым тянулся нескончаемо сквозь открытое окно с водительской стороны. Дымилась десятая сигарета за это утро. Дымился мозг Злобиной. Жопа подгорала от этой рекламы ебаной и рож, что едва не лезли к ней в салон посмотреть. В ответ Женя смотрела злобно, как будто с минуты на минуту собиралась доходчиво объяснить что-то важное про личные границы. Клубы дыма частично скрывали ее от водителей, что делало ее нервы крепче, а лёгкие дырявее.
Нервировал сраный таксист, что плёлся сбоку вот уже десяток километр. Ещё больше бесили мажоры на крузере, которые всякий раз тщетно пытались вырваться вперёд, но возвращались к соседству с ней.
Ехать между недоразвитым и недоразвитым было морально тяжело и потому Злобина отрывалась курением.
Случайно на счастье крутануть ручку приёмника не удалось. Малохольный голосок, поющий что-то про кометы, напомнил Злобиной случай с наркопритоном на прошлой неделе, где такие вот малохольные уже неспособны были ни на какие базовые человеческие функции, но пели тоненькими голосками всякую дичь, в то время как рядом тихонько разлагались трупы их товарищей.
Натюрморт Женькиной жизни, блядь.
Жара стояла, как в горящей избе, того и гляди крыша треснет. Хорошо, что есть сигареты - воистину, они лечат душу, в существование которой Злобина не верила. Так и говорила «Хуйня и бред». Фирменное выражение Злобиной, между прочим, гуляло по всему комитету.
- Мемемемеме, оферта-хуерта, - она стукнула кнопку «выкл», но промахнулась и заполонила салон Куртом Кобейном. - Ну хоть мудачьё это распугает, - затягиваясь по самый желудок и качая в такт головой, хмыкнула Злобина и выбросила очередной бычок в окно.