- Николай Васильевич, позвольте, мы едва свиделись с однополчанином, не разлучаться же теперь. Ручаюсь вам, с его участием сеанс лишь выиграет, ведь вряд ли сыщется среди нас человек, храбрее господина Багровского. Да кроме того, мы с вами всегда сочтемся, когда на сеанс ко мне зайдете вы или ваши друзья.Шустовский улыбнулся и одновременно поморщился с таким видом, будто речь шла о том, чтобы оставить в тепле случайно пролезшего в дом с улицы бродячего пса - и будто бы вопрос стоял только в том, насколько гладко бы Николай Васильевич "отбрил" прекраснодушного доктора Иванова в его "апологии гусара". Но внезапно перед Шустовским возник и сам виновник, то есть Багровский.
- Николай Васильич. Надо. - с пугающей серьезностью и убедительностью изрек хмельной ротмистр.
И Шустовский после секундного колебания пожал плечами, пристально посмотрел в нетрезвые глаза Багровского, будто пытаясь разглядеть в них что-то скрытое от самого гусара и всех окружающих, а затем ласково похлопал его по плечу и оставил их с доктором вдвоем. Помощники Шустовского переглянулись и прошли мимо, не пытаясь выставить Багровского вон. Сам же Хозяин занялся приемом одного из припозднившихся гостей.
- Здравствуй, хозяин! Столько я слышал о Сеансах что в твоём ресторане происходят, трёх коней загнал, чтобы хоть одним глазом взглянуть, а тут такое! Неужели гостя, что на порог ступил прогонишь? Кстати, Серги меня зовут. Из рода Геловани. Будем знакомы. - Милости просим! Рад, очень рад личному знакомству! - с едва заметным вздохом Шустовский принял объятия княжеского отпрыска Геловани, сравнимые с объятиями медведя-привратника. И указал в глубину зала, внимательно скользнув цепким взглядом по драгоценному кинжалу и другим дорогостоящим безделушкам, украшавшим костюм старшины: - Прогонять - Боже упаси! Это объявление я вынужден давать только для тех лиц, чье присутствие на Сеансе нежелательно, чего я конечно же не могу сказать о вас... Покорнейше прошу присоединиться к нашему скромному мероприятию, уважаемый! Проходите, располагайтесь. Ванюша, подай-ка дорогому гостю вина, да поскорее!
...Тем временем жандарм Ратт взял в оборот девицу Разумовскую, а заодно пришедшего по ее душу слугу, который как раз открыл рот, чтобы завести речь на тему "шли бы отсюда, барышня, вам тут больше оставаться никак нельзя".
- Та барышня с нами. Прошу не препятствовать деятельности, направленной на благо Родины. А то здесь вам не тут, так-то.Услышав такие речи и быстро распознав в защитнике одиноких девиц жандарна при исполнении, половой закрыл уже разинутый рот, так и не издав ни слова. Только вначале густо покраснел, потом побледнел, закашлял и, прикрывая рот полотенцем, поспешно ретировался и исчез в гудящей толпе изгоняемых из ресторана загулявших посетителей и их гонителей. Через минуту цепкий глаз жандарма выцепил того самого полового, шепчущего что-то на ухо Хозяину, в ответ на что Шустовский даже слова не проронил, только отмахнулся как от мухи - мол, чёрт с тобой, с этой девицей, с жандармом и с вами всеми! Стало быть, Разумовскую оставили в числе избранных.
...А в это же самое время у дверей ресторана разворачивалась настоящая драма, сравнимая с поединком Гектора и Ахиллеса. За первого, очевидно, выступал анархист Капустин, за второго - лесной богатырь Михаил, которому Шустовский строго-настрого воспретил впускать кого-либо из выдворенных обратно.
— ЪуЪ! - пронзил своим боевым кличем темнеющие небеса Капустин, но медведь не уступил и с коротким грудным "ЪыЪ!!!!" смял анархиста в его домино, как красный бумажный фантик. В легких у Валентина резко кончился воздух, а в глазах заплясали расширяющиеся черные круги, почему-то закончившиеся внезапным явлением жуткой, как физиономия мертвеца, маски. От этого страшного видения сознание Капустина покинуло его бренное тело.
Толпа, с любопытством глазевшая на единоборство человека и зверя, прежде чем разойтись по домам, ахнула. Но кажется обошлось. Более или менее... Когда Валентин пришел в себя, над ним сияли звёзды - южная ночь приходит рано, она темна и звезды в ней светят ярко. Все прочие изгнанники уже разошлись по домам или другим заведениям, только у ворот переминался с лапы на лапу его недавний обидчик и как-то виновато порыкивал в сторону Капустина, дескать "сам виноват, куды полез-то, а?". Все внутренности, ребра и шея болели так, будто анархист снова попал в добрые руки царских сатрапов. Хорошо хоть болванок у Шустовского не держат...