Вот где-то тут он и умер. На фоне разрушений, которые пережили некоторые части станции этот блок выглядел почти новым – только пара стенных панелей посечены осколками, да какое-то темное пятно вдоль стены. Они сказали тут умер Джин.
Зачем она сюда пришла – Кикутие сама не понимала. Что чувствовала – даже не пыталась понять. Горевала? По случайному лансеру, с которым-то и знакомы толком не были – вряд ли. Злилась на Арнольда, за то что отпустил, позволил Джину умереть? Трудно злится на то, что и человеком-то не является. Тогда зачем тут оставаться?
Кикутие села у стены, глядя в сторону, туда где под потолочными панелями Мохсен устанавливал взрывчатку. Вот там были разрушения так разрушения.
Рядом сел сэр Рамбольд, протянул фляжку. Кикутие выпила, не чувствуя вкуса. В другое время, может быть, она бы насторожилась, когда ее назвали самозванкой, или обиделась бы на предложение вернуться к нормальнй жизни – но мед и ровный добрый тон рыцаря как-то неуловимо меняли смысл слов.
- Ну а если найдешь в себе силы побороть свой страх и вернуться на поле боя, зная, что тебя ждет...
Рамбольд встал и отсалютовал. Как равной. Как лансеру.
- Дом Гортенри салютует вам, саб-баронесса Ивахара. Умрите с честью.
А Кикутие обняла его, уткнулась лицом в плечо и, наконец-то, расплакалась.