Александр пребывал в смешанных чувствах. Отповедь фон Ольденбург-Гданау, которая подтвердила догадку Александра о том, что предложеный ему пост лишь компромисс враждующих партий и каждая из сложившихся фракций будет изо всех сил тянуть одеяло на себя, доходя до откровенного саботирования неугодных ей решений. Заставляющие поёжится пристальные взгляды генералов, которые в отличии от привыкшего более к финансовым сражениям, нежели к реальному кровопролитию Александру, проливали ранее и готовы были и далее лить кровь, как свою так и чужую. Да и в самом деле, разве не прав фон Штнирер, говорящий о том что каждый должен быть на своём месте, делать дело в котором разбираешься? Разве не прав фон Винклер, с откровенным презрением назвавший его "остатком дискредитировавшего себя министерства"? Пусть в этом и была лишь доля правды, ибо как либо помешать откровенно расхищавшему казну королевскому двору не мог и сам министр финансов, которому в своё время Его Величеством было прямо объявлено: "Ваше дело изыскивать средства в тот момент когда они потребны, а не следить куда они уходят!". Разве не в своём праве фон Гутьер, который мог спокойно потребовать коронации и просто взойти на трон из штыков, как с помощью явно образовывающейся на глазах "хунты", так и с помощью иностранных держав, попросив их посодействоать "по родственному"? Видимо, утопическим мечтам либералов о городе Солнца так и суждено пока оставаться лишь мечтами.
Александр встал и примирительно поднял руки:
-Чтож, господа: Quod erat demonstrandum: Quod licet Jovi, non licet bovi! Sapienti sat*. Господин Владислав-Целестин фон Ольденбург-Гданау, я готов поддержать Вашу кандидатуру на пост министра-председателя. Также я готов поддержать в их притязаниях на портфели министерств господ фон Штнирера и фон Винклера. Сам же я, не отказываясь от своих слов о готовности трудиться для всеобщего блага, готов как быть министром финансов, так и разделить управление этим министерством с господином Оболенцем.