Идзя обошёл дом, но так и не заметил в нём ничего подозрительного для дома, который стоял в глубокой глуши. Ну разве что для одних женских рук он был в весьма приличном состоянии. Но чувство неестественности упрямо не покидало сюгэндзя, и после непродолжительных блужданий, он, как зачарованный, вернулся в главную комнату. По какому-то наитию поддел сандалией одну из циновок и замер. Под полом явно что-то прятали, судя по расположению досок. Но лезть туда, не спросившись хозяйки... дело явно не очень хорошее. Да и незаметно это проделать не получится.
Монах всё-таки решил залезть в схрон: там он обнаружил потрёпанные ножны старого меча. Стоило ему только коснуться их – как тело пронзило неприятное ощущение. Эта вещь была очень старой, очень могущественной и очень зловещей. Судя по лезвию, на которое нельзя было взглянуть без дрожи, оно несло на себе отпечаток когда-то совершенного преступления. Такие клинки ценились и одновременно их боялись: они давали большую силу тем, кто брал их в руки – и большие несчастья.
* * *
Отряд уже приближался к выходу из леса: впереди их ждала дорога, поселения, где можно было наконец передохнуть. Судя по тому как мог предположить опытный странник Индзя, до замка Адзути оставалось совсем ничего - может быть, день-два пути, и надо было только позаботиться о том, чтобы, собственно добраться. На этом отрезке пути, в непосредственной близости от ставки Нурарихена, уже можно было не сомневаться в том, что будут и подосланные убийцы, и ещё кто-нибудь.
Каге и Акума, во всяком случае, после некоторых совместных размышлений воина и синоби пришли именно к такому выводу, основываясь на личном опыте. Регулярные войска отправлять – сомнительно, особенно в том, как это подать юному Цубасе, а вот наёмников отправить проще простого, назначив награду за голову из личных средств.
Однако не успел отряд выйти к опушке, как до вашего уха долетел ни то протяжный стон, ни то вскрик. Протяжный, высокий, он словно умолял о помощи – и особенно сильно отозвался в сердце
Касуми, которая даже не смотря на предостережения Мей, по-прежнему была тверда в своих намерениях помочь кому бы то ни было.
* * *
И вот казалось бы, чего стоит мастеру тайдзюцу и человеку-горе удержать Касуми от ошибки – да только не вышло ничего, жрица вспорхнула подобно бабочке, сделала пару шагов по воздуху, и Индзя только едва пальцами подол её кимоно погладил. А Акума, зазевавшись, и вовсе не успел что-то предпринять. В итоге пришлось за жрицей поспешить вглубь леса опять: протяжный зов вывел последовавших за Касуми на прогалину, где на большом камне восседал звавший на помощь.
Забыла Касуми, что уж слышала однажды эту странную песню, да Индзя мог слышать, и даже Акума: на таком ёкае нёсся в битву они, позавидовавший успехам последнего. Мало кто знал и мог похвастаться тем что видел, цутиноко, дожившего до двухсот лет – тот превращался из змеи в ящерицу с четырьмя мощными лапами. По-прежнему коварный и быстрый, он подстерегал путников на дороге, хватал их и утаскивал в лес. А пение его было обманкой, призванной приманить беспечных путешественников поближе к себе.
И вот сейчас это чудище, массивное, блестящее в рассветных лучах, пробивавшихся через плотине кроны деревьев, синей чешуёй, готовилось плотно позавтракать. Сверкнул хвост, и ящер-ёкай пропал из поля зрения на секунду, но в следующий же миг словно вырос из-под земли и уже брал разгон, чтобы поддеть Касуми своим рогом. В тоже время вбежавший на поляну Идзя понял, что сейчас в него может прилететь мощный хвост чудища.