Дыра в груди саднит и больно дышать. Испачканное в крови платье неприятно льнет к телу, но еще больнее раны – осознание того, что она в шаге от поражения. Это будет позором: стать первой из участников турнира, кто не одолела ни одного противника. Гордыня гложет, отравляет сладким ядом, требует пойти на все, лишь бы сохранить честь – даже на то, чтобы призвать силу Древней Крови. Она понимает, что старинное Плетение, Magna Forza Катерины, опасно для нее самой не меньше, чем для окружающих – но сейчас это представляется меньшей опасностью по сравнению с кажущейся непобедимой Ведьмой Теней.
И графиня Форли выхватывает из поясных ножен стилет, оставляя коротким движением на запястье голодный кроваточащий рот разреза. А вместе с этим и произносит слово-активатор. Сила заполняет ее, пьянит сильнее самого крепкого вина, принося с собой бесшабашность и удаль, скорость и решительность, готовность бросить вызов любому – хоть самим Нкбесам. Запрокинув голову, итальянка коротко смеется от обуревающкй ее плечды чувств, жаждущих выплеснуться наружу – а потом устремляется к неприятельнице.
Магия Скатах вызывает только новый смех, и воительница одни чары парирует, от других в почти танцевальном па уклоняется. Резкие и кажущиеся беспорядочными, словно в безумной тарантелле, хаотичные движения посвящены только одной цели – смутить, запутать и, наконец, сорвать дистанцию, чтобы насытить свой клинок хроаью, дабы сталь была столь же опьянена древнейшей мощью, как и ее хозяйка. Шаг влево, вольт в право – фехтовальная мера отброшена за ненадобностью. Пируэт вкруг своей оси за спину – и дальше стилет оставил свой алый автограф на той, кто встала на пути одной из Сфорца.
С шалой пьяной улыбкой и полубезумным взором, Тигрица из Форли, наверное, продолжала бы наносить удары один за другим, наслаждаясь, как плоть богини отвечает резким, рваным движением, как она реагирует на стальные поцелуи, призывно распахиваясь, как кровь оставляет свои узоры, словно от кисти экстравагантного живописца. Но судьи вмешиваются – и девушка досадливо шипит от того, что не может закончить начатое. Благородные черты искажает почти звериная жестокость – только для того, чтобы через миг спасть, открывая все ту же привычно благожелательную улыбку.
Волшебница салютует ведьме клинком, намеренно ловя на него вспыхнувшего золотом солнечного зайчика:
- Gratia, signora! Che figata, это был прелестный, будоражащий бой!
А на арену тем временем выходит еще один «церковник», одоспешенный муж, оказавшийся, против ожидания, не греком, а всамомделешним римлянином. Эток невозможно довольной собой графини снова поднимается в приветственном жесте:
- Saluti, antenato! Я никакой не меч своего времен , но сравним мастерство предков и потомков? Ave Roma, не так ли?