Тихо шептали мраморные плиты, не смея скрипеть под тонкими, острыми каблуками. Слегка прикасался к зеркальному полу молочно-золотистый, тяжелый подол, ползущий присобранным, шелковым шлейфом. Трепетно покачивалась ткань изысканной юбки, которая мягкими волнами обнимала спрятанную панье. Размытые узоры, золотом отливающие на пастельно-охровых складках платья, гармонично сочетались с подъюбником белого наваха. Огибая пышную юбку, сзади гордо дыбился небольшой, аккуратный турнюр. Чуть выше стройную талию акцентировал упругий, вычурный корсет, оббитый кружевом цвета жженой сиены. Его основу составлял бюск из китового уса, что позволяло корсету очень плавно обтекать фигуру. Резаные рукава, присобранные лентами по всей длине рук, открывали кружевные, напоминающие кремовую паутину, перчатки. От корсета вверх расходился широкий ворот, твердо стоящий вокруг шеи. На груди покоились бусы из розового жемчуга. Выточенное, до невозможного прекрасное лицо королевы было обрамлено вуалью собранных в свободный пучок волос. Пряди, состоящие, казалось, из чистого серебра, украшали небольшие жемчужные заколки. Не смотря на идеально выкрашенное лицо, поражало видимое отсутствие яркой косметики – все тона были мягкими, обволакивающими, спокойными.
Гордая осанка и надменный взгляд аквамариновых глаз выдавал в ней не просто королеву, но воистину волевую женщину. При одном виде на Луизу, создавалось впечатление, что она может одним взмахом ресниц рушить горы и затмевать солнце. Тонкий ореол магии всегда терпким ароматом следовал за ней. Самая могущественная колдунья в стране, она никогда не прятала свою власть, но и не кичилась ей. Многие говорили, что жестокости Луизы завидуют древние боги седьмого мира, другие говорили, что доброта ее подобна весеннему теплу. Слухи полнили королевство такими противоречиями, что заезжие гости были полностью одурманены и озадачены. Но ни один из тех, кто видел королеву воочию, никогда не сможет забыть ее прекрасного, лишенного эмоций лица. Казалось, время не смеет прикасаться к этой женщине, оставляя ее без морщин, без трещинок и любых других отклонений. Вечно-молодая и красивая, надменная, и порой слишком великодушная – ее стремлений не понимал никто, включая и ее дочерей, но все что она делала, было пронизано успехом для королевства.
Дюжина молодых фрайин следовали за Матерью молчаливой процессией. Их глаза были устремлены в пол, но не менее гордые, чем у королевы, осанки выдавали в них самых доверенных и приближенных помощниц Луизы. Это не слуги и не придворные дамы – их статус был выше любого графского или баронского. Над ними не имели власти даже три сестры (что их порядком раздражало).
При появлении хозяйки этого дома, стражники у дверей со звучным звоном своих доспех, упали на одно колено, в утреннем, первом приветствии. После этого им будет дозволено лишь низко кланяться ее величеству. Двери распахнулись сами, впуская в зал гробовую тишину и облако золотистого пара, окутывающее Луизу. Гости встали из-за столов и одновременно поклонились правительнице. Не озарив лицо никакой эмоцией, Мать прошла к своему трону, который с трудом отодвинули для нее фрайины. Отступив назад, девушки стали за Луизой, обступив ее полукругом. Всю трапезу они молчаливо будут стоять сзади, слушая каждое слово, что будет произнесено сестрами, Патриком и самой госпожой.
Сложив руки на столе, королева, наконец, позволила своим губам разойтись в едва заметной, легкой улыбке. Обведя взглядом весь зал, она громко произнесла:
- Вы можете сесть, дети мои.
Знать тут же уселась на свои места и завела свои привычные разговоры – слова королевы были знаком, что теперь тишина не должна касаться сводов обедни, пока она того не захочет. Сняв перчатки, Луиза отодвинула их чуть вбок, отчего одна из фрайин немедленно подошла и взяла их так бережно, будто перчатки были из стекла. Промокнув тонкие пальцы в серебряном сосуде с водой, королева вытерла их полотенцем и поочередно протянула правую руку каждой сестре, а потом и Патрику. Только родным детям королевы было дозволено целовать ее руку, что считалось большой честью.
Как только все ритуалы были соблюдены, кельнеры начали суетливо бегать вокруг столов, сервируя их замысловатыми блюдами. Внимательно наблюдая за каждым их движением, королева более тихо, лишь для ушей сестер и брата, сказала:
- Завтра в нашем доме пройдет бал, в честь скорого солнцестояния. Поэтому все свои дела вам нужно закончить сегодня. Я не потерплю отсутствия своих детей на празднике.
Сестры послушно склонили головы и практически одновременно произнесли:
- Да, матушка.