- В тебе не вера говорит сейчас, глупец, а страх. – Мои глаза вспыхнули синей бурей, впиваясь острыми осколками в лицо мальчика. Гневная пелена, наплывшая на мой лик, была истинной.
- Вы, люди, не умеете быть искренними. Особенно в том, что непостижимо вам. Ваша вера лишь страх перед тем, кого вы не умеете понимать. Твоя вера – это иллюзия двойственности, один конец которой упирается в ужас, а другой в надежду.
Мои слова ложились бархатом, заставляя забыть про реальный мир. Заставляя поверить, что вокруг лишь пустынные равнины, убитые молоком мыслей.
- Страх, что тебя покарают. Страх, быть замурованным заживо.
Взмах моей руки и мальчик полетел сквозь весь зал, теряя весомость. Полетел прямо в жадные объятия разверзшейся стены, которая крепко схватила его тело. Я знала, что сейчас он не может пошевелить ничем, кроме головы, я знала, что сейчас он не может дышать, я чувствовала как даже его маленькое, хрупкое сердечко замедлило свой стук, а грудь отдала пугающей, ноющей болью.
- Страх быть растоптанным немилостью безысходности.
Я сделала шаг вперед, наступая на прогнувшуюся спину одной из собак. Мои когти впились в ее хребет, ломая его, вжимая его в пол. Псина взвыла так громко, что оконное стекло треснуло, хрустя под раздирающими перепонки воплями. Уши Патрика заныли, из них потекли тонкие струйки крови, ему казалось, что он оглох от страданий этого существа, и в голову вселилась лишь одна немая просьба – пусть оно скорее умрет. Будто услышав его молитвы, собака булькнула и растворилась мокрым пятном, пачкая зеркальные плиты мрамора. Ее соратники заскулили, испытывая страх, о котором я пыталась рассказать. Прижались к ногам, с мольбой посмотрели на меня, но я не обратила внимания.
- Страх быть поверженным бурей чужого грома, яростью далеких молний.
Подходя все ближе к принцу, я подняла руку, и купол часовни окунулся в густые переплеты туч. Их выпуклости кривлялись, корчились, клубами омывая фрески на потолке. Две большие, дымные кочки, встретив друг друга, разошлись витиеватой молнией ярко-изумрудного цвета. Прозмеившись по залу, молния вонзилась в стену у самого уха юнца. Он почувствовал опаляющий жар, ощутил, как волосы на голове встали дыбом от электрических разрядов. Он начал задыхаться, ему отчаянно не хватало глотка воздуха. В груди горел очаг боли, который ломал ребра.
- Страх быть живьем сваренным в кипящей ртути собственной крови.
Я подошла к обездвиженному парню и прикоснулась когтем к его подбородку. Мое прикосновение было подобно укусу раскаленного металла – оно ломало кости, выжигало кожу, убивало мысли. И если бы не лишенные воздуха легкие, то мальчик бы уже вопил похлеще раздавленной собаки. Стены вокруг начали медленно таять, опадая слитками разжиженной магмы. По телу Патрика пронесся волнами огонь. Я приблизила свое лицо к его расширенным, покрасневшим глазам и тихо прошептала:
- А может страх быть уроненным в бездну Ада? Страх быть покинутым навсегда в колыбели пламени?
Я резко отошла назад, забирая с собой скулящих собак. Принц почувствовал, что теряет сознание. Его голова готова была взорваться, его грудная клетка сворачивалась в бутон. И когда ему уже начало казаться, что сейчас он умрет – стены отпустили его. Упав на колени, мальчик захрипел, начиная жадно глотать вскипевший воздух, а мир вокруг резко изменился.
- Страх одиночества в углах Преисподней.
Мрамор часовни стал жидким. Руки парня погрузли в клейкую, бронзовую смесь. По телу прошлись волны жара. Воздух накалился. Стены оплыли дымящимися кирпичами, открывая куски потустороннего мира. Купол часовни рухнул, опадая золотой пылью. Во внутренности здания заглянули глаза багровых, кровавых небес, покрытых язвами больных облаков. Поднялся ветер, больше похожий на ураган, разметав лавочки, он начал вонзаться в остатки стен. Патрик почувствовал что воздух, который он так жадно поглощал, стал колючим, сухим, ядовитым.
- Страх Величия чужой красоты, опоясанный пепелищами разбитой веры.
Собаки резко начали расти, теперь их холки доходили мне до поясницы. Дымчатая, колючая шерсть вздыбилась, злобные оскалы наполнили морды сплошными, слюнявыми клыками. Одна из них отделилась от стаи и подошла к корчившемуся Патрику. Подняв лицо, он обнаружил, что чудовище стоит прямо напротив него, подходя все ближе. Рыкнув, зверь дотронулся вмятой мордой до носа человека, не отрывая своих глаз от его зрачков. В них блуждала ярость, ненависть, жажда. Я подошла к парочке и присела рядом на корточки, проводя пальцем по загривку твари.
- Смотри, Патрик. Это лицо твоего страха. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Зверь не моргал, его гнилое дыхание щекотало ноздри. Из глотки пса раздался низкий, утробный рык.
- Для вас всех, во все времена, бог был один. Но вы никогда не могли понять, что приходите к нему разными путями. Ваши страхи затмевают ваши глаза. Ты не видишь дальше этого чудовища. Ты сейчас не способен оценить красоту, которую Я подарила тебе. Ведь вокруг прекрасно, Патрик. Вокруг текут огненные реки, светит мертвое солнце, омывает берега пустота. Вокруг покой тысячелетней сказки, впитавшей в себя чью-то душу. А ты не видишь этого, потому что перед тобой твой страх. Потому что перед тобой его горящие голодом глаза и оскаленные клыки.
Я говорила тихо, медленно, смотря двумя глазами на принца, а третьим на собаку. Мой голос был похож на шелест крон, на всплески прохладной воды, и, пожалуй, он был единственно живым в этой бездне Ада.
- В вашей вере все точно так же. Вы не способны видеть дальше своего носа, потому что на вашем носу сидит страх. Им легко манипулировать, его легко контролировать. Вы становитесь стадом послушных овец, которые сами не знают, что их ведут на бойню. Ты хочешь умереть, Патрик? Ты хочешь остаться тут навсегда? Наедине со своим страхом?
Наклонившись еще ниже, я обоими руками придвинула морды существ поближе, отчего клыки твари коснулись подбородка принца. Поднявшись на ноги и оправив свои одеяния, я грустно посмотрела вокруг. Этот мир не способно оценить человеческое сердце. Им непонятна его тайная красота.
- Ты не человек, глупец, ты – это твой страх. Это все что у тебя есть. Ни души, ни веры, ни надежд. Только страх. И ты сам выбрал эту жизнь. Жизнь быть низвергнутым своим ужасом. Разве тебе хочется этого? Разве ты настолько глуп? Смотри, Патрик.
Я резко оттянула загривок собаки, отчего перед глазами мальчика открылась бездна окружающей Преисподни. Она была прекрасна, она дышала покоем и тихим рокотом грома. Он перестал чувствовать боль, открывая засохшие глаза навстречу костров. Когда собака отошла, облегчение схватило его сердце, усмиряя его.
- Этот покой несет в себе избавление от страха. Он открывает новые замки, новые двери. Он делает вас свободными. Разве ты не хочешь этого?
Я отпустила собаку, и она снова ринулась к принцу, приставляя к нему свое осклабленное лицо. Глаза ее стали человеческими и Патрик с ужасом понял, что это отражение его собственных глаз.
- Или ты так и хочешь смотреть на кончик своего носа, слушая рыдания испуганной души?