Унгер как-то опасливо косится на чернявую. Чой-то она к телам потянулась? Хочет забрать у Унгера его добычу?
Унгер рычит, царапает ногтями пол!
Унгера уже ограбили!
А теперь ещё сестричка туда же?!
Плохая сестричка!
Плохая!
Ищи себе другую еду! Это еда Унгера! Унгер первый увидел, первый нашёл! Моё!
— Моё… Мясо…
Тихо, угрожающе шипит. Оскаливает зубы. Приближается всё ближе.
— Моя… Добыча… Унгр… оч-чень х-хо-очет… ку-ушать…
Неизвестно чем бы всё закончилось, если бы рыженькая не указала — оказывается, чернявой тряпка была нужна?!
Унгер отворачивается, недовольный, что сам не понял такую простую вещь. К тряпкам Унгер был равнодушен. Тряпки не вкусные.
«Но возможно ценные… мои тряпки»
Да и нахера ей тряпка?!
Гляньте какие сисечки у сестрички?
Такие сисечки не надо прятать!
Это вон лысому тряпка нужна, подумать только, у него волосы украли! Унгер прыснул — уж свои волосы он бы точно никому не отдал!
Запоздалая дилемма. Если Унгер относится к мужскому полу, хотя бы номинально, значит ли это что у Унгера украли пару сисечек? Да не, невозможно. Чушь, Унгер бы заметил!
Но видимо сисечки это всё-таки что-то ценное.
Добыча. А значит их и правда надо прятать.
Рыкнул куда-то в сторону недовольно. Унгер не любит делиться.
Но Унгер не хочет чтобы сестричка-белоручка стала как лысый братец!
Логическую цепочку как именно отсутствие тряпки должно превратить сестричку-белоручку в лысого братца Унгер не совсем понимал, так что следующий поступок его был продиктован исключительно сердцем.
Сморщившись так, будто пеленает чумное тело, Унгер подполз поближе к сестричке-белоручке и процедил со всем великодушием на какое был способен:
— Унгер не против если сестричка-белоручка возьмёт эти тряпки! Унгеру они совсем не нужны, да-да!
И тут Унгер слышит что-то, что заставляет его позабыть даже о потерянных тряпках. Волшебное слово, по нежности сравнимое со словом «добыча». Обнимашки! Унгер любит обнимашки! Унгер всех заобнимает! Всю свою добычу-которая-не-добыча!
Резко бросается, повисает на таких сильных и крепких руках Сестрички Нямням! Зарывается носом в рыжие волосы!
— Сестричка Нямням как ма-ама… Тё-ёплая… Унгер любит Сестричку-Нямням!
Изрекает вердикт шепотом.
С трудом отрывается, оглядывается виновато
— Братец-потерявший-волосы, тебя Унгер тоже любит, хотя лысина у тебя и смешная! И тебя, Сестричка-Белоручка! Унгер говорит — ему совсем не жаль тебе тряпок, да-да! Таких грязных и совсем ненужных Унгеру тряпок!
Чуть прошмыгнул носом — и наконец выдал то, о чем думал, выдал как на духу.
— У н-нас нет больше мамы… Мама стала холодной и мертвой. Ее украли у н-нас… И ограбили! Ограбили бедного Унгера! И Нямням ограбили! И Белоручку! Даже у Лысого его волосы украли!
На этой фразе голос откровенно срывается на визг — и тем спокойнее звучит то, к чему Унгер подводит, зачем нужен был весь этот спич.
Унгер ведь много знает! Он знает про ри-то-ри-ку!
— Поэтому мы съедим их всех. Весь мир их съедим! Све-еженьким!
Сказал — и снова прижался к Сестричке Нямням.
Тё-ёплышко…