Хоть и смотрели глаза мои в пол, но все же время от времени мой взор поднимался равно в поисках опасности и попытках понять реакцию Мятежницы. Я еще не отвыкла от такого прежнего, такого человеческого действия – но Город был превыше такой простоты. Слова лились горным ручьем, и я не могла их остановить: речи прорвали долгую плотину молчания, и теперь стремились заполнить собой пустоту.
Но Предательница, которая видела те далекие времена, когда одинокие девочки у водохранилища объединились одной волей, не желала слушать журчание моего потока. Слишком много слов, слишком они определенные и прямые – это хорошо для служанки, но плохо для той, кто пытается убедить другую Силенто в своей правоте. Я поставила все на искренность – и проиграла. Что же, иного я и не ожидала: чтобы слабая, скромная Бетти сумела сдвинуть неподъемный валун мнения древней ведьмы – это смешно. Но зато я узнала главное – Юрико не просто не желает признавать власть Хозяйки, но видит себя на ее месте. Тварь! – последнюю мысль я привычно прикрыла щитом из ряски и тины, не желая, чтобы обосновавшаяся в Телецентре особа почувствовала хотя бы ее отголосок.
Кажется, мне удалось скрыть свое возмущение мороком, но Юрико не могла не удержаться от того, чтобы не нанести удар, припомнив те дни, когда я бродила потерянная и одинокая, не нашедшая еще в своей жизни нового света – лучистого величия Госпожи, воля которой стала мне тропой в блаженство. Да, я могла облачиться в синее, и до сих пор иногда беседую с Коралиной из Дистресс на отвлеченные темы, уважая ее знания и благорасположение. Но думать о том, что ради Синих я могу оставить Хозяйку или причинить ей какой-либо урон… Черно-белая плохо меня знает.
Юрико отвергла милость Владычицы и просто вышвырнула меня в реальность, да так, что плотское тело мое, покачнувшись на самом краю ограждения, рухнуло в тягучую негу вод. Испуганная, лишенная концентрации, я забарахталась, задергалась, стремясь прорвать грань меж омутом и гладью воздуха – и вырвалась к солнцу. Перевалившись через борт, я выбралась на берег и выпрямилась, опасливо глядя по сторонам. Затянутый ковром трав бетон приятно холодил босые ступни, потоки воды с одежд и волос ласкали меня, рисуя под ногами изящный контур лужи, отображавший подол платья и кусочек затянутого тучами торжественно-мрачного графитового неба.
Хозяйка пока молчит – а значит, я предоставлена унынию ожидания. Даже отзвука ее зова не висело в стылом воздухе – и я, склонив голову, пошла в свою маленькую обитель. Сейчас у меня не стоял выбор, в какое из двух «жилищ» направиться – сгорбленное убежище в глубинах дренажно-насосной станции на нижнем бьефе я использовала только когда мрак первозданной печали заполнял меня благородной меланхолией – или когда, в отсутствие Королевы, некоторые сестры угрожают мне страданием.
Второе мое логово тоже отстает недалече от глади водохранилища – я всегда должна быть подле Нее, чтобы оперативно откликнуться на зов. Это расположенная на самом верху маленькая диспетчерская будка с вахтовой комнатой, уже захваченная расползающимся парком и увитая густым покрывалом шипастого плюща, украшенного противоестественно-яркими и опасными цветами. Я одна знаю, как пройти внутрь – позволить мясистой лозе обвить запястье, запустив зубы шипов в плоть, и напиться стылой крови: тогда полог разойдется, пропуская меня в затянутую вечным мраком обитель, освященную лишь тремя золотыми пятнами непоглощенных еще до конца упрямой зеленью стекол.
Пройдя мимо призраков, сидящий в сломанных креслах и управляющих изъеденными ржой рычагами и кнопками, я затворюсь в теснине вахтовой комнаты, где под дырявым потолком медленно танцуют болотные огоньки, и рухну на узкое холодное ложе, похрустывающее заломами простыней. Со стены, где раньше висела, призывно улыбаясь, полуголая девица с плаката, на меня посмотрит через покрытую благородной патиной раму моя роскошная и царственная Королева, воплотившая созданным моим желанием изображением своим самое важное, глубокое и трепетное.
Я смежу веки, баюкая распаханную лозой руку, и отдамся мертвенной гармонии покоя, вслушиваясь в звуки ни на миг не замирающего Города, исполненного тайн. Возможно, однажды я узнаю в плеске воды и шелесте трав, кто скрывается под именем «Корбан», которое упоминают старшие, что означает число «двадцать два», и где, наконец, можно будет отыскать известного под множеством имен Сказителя. Я открою этим загадкам двери в своем разуме – и принесу узнанное в дар своей Хозяйке.
И тогда, тогда…