Она умеет слушать – редкое качество в наше время. Не как Пауль, который ловит каждое слово и принимает его словно откровение: она пропускает сказанное через себя, осознает и при необходимости задает уточняющие вопросы, или просит рассказать подробнее, или интересуется тем, что упомянуто было вскользь. Ты понял, что тилеанка не просто слушает – она слышит. Может, она и не со всем согласна, но твое мнение, и право на это мнение, она уважает. Наверное, это связано с ее родиной, где социальная лестница покорна не только крови, но и, помимо богатства, уму. В Империи это тоже есть, хотя и в меньшей степени – тут слишком много ретроградов, считающих умствования излишними. Неглупых и понимающих тоже хватает – но за них тоже не так-то просто зацепиться. Остается радоваться, что ты не в «рыцарственной и благородной» Бретонии – там подняться над собой иначе, чем мечом, почти невозможно.
- Мне кажется, - говорит она, - проблема еще и в понимании. Сколь бы ты прозорливым не был, но, управляя деревней, например, ты все равно столкнешься с непредвиденными сложностями, человеческой глупостью и проблемами, не охваченными разумом прежде. И можешь затянуть принесение положительного результата – в моменте, но все же. Дурак решит, что ты плохой управленец, раз стало хуже, чем было, умный же поймет, что все оказалось лучше, чем могло бы быть, и что опыт появляется только с практикой. Увы, - улыбается Лючия, - большинство хочет всего и сразу.
Другие же ищут рекомендации, и не понимают, что человек без них может быть куда ценнее, потому что он еще молод, не испорчен подстраиванием под других и пылает кипучей энергией. Хотя… - потянула она. – это две стороны одной медали: люди не видят дальше собственного носа и боятся рисковать, предпочитая действовать проверенными способами.
И тут мы приходим к другой проблеме: имея даже на руках трактат, расписывающий, как поднять новообразованную колонию на ноги, глупец может решить поступать по-своему и, закономерно провалившись, назвать книгу вредной. Приятнее же повесить свою вину на других, верно? А если ему будет сопутствовать удача – это будет его заслуга, а не какого-то там автора или коллектива. Я умею слышать, и давно поняла, что люди в большинстве своем считают себя самыми лучшими, и не пытаются опираться на пути на других. Это как если бы вы решили работать в одиночестве, считая, что прочие вам только мешают. Возвращаясь же к разговору, тоже нередко встречается, что люди действуют семейственно, где один тянет другого вне зависимости от его талантов. И это беда для тех, кто пытается занять достойное себя место сам.
Вы останавливаетесь у лоточника купить яблок в меду. Твоя спутница, даром что считается в империи иноземной дворянкой, с продавцом торгуется, как будто от этого зависит его жизнь. Короткая перепалка – и смущенный мужчина продает сладости чуть ли не втрое дешевле. Вы идете дальше по Пушечному проспекту, а торговец удивленно глядит вам вслед, и во взгляде его читается смешанное с удивлением уважение.
- У нас нельзя не торговаться, - поясняет девушка, - иначе обдерут, как липку. Любой trafficante дает наценку в надежде стать богаче за счет простака, и самое лучшее дело – договориться так, чтобы и он в накладе не остался, и ты не разорилась. Плюс к тому, споры и торг на более серьезных уровнях помогут завести новые знакомства, показав, что ты бережешь свой кошель и не полезешь в невыгодные дела. К сожалению, - она негромко смеется, - для Империи это не всегда актуально. Тут не меньше, а скорее даже больше, ценится рыцарская щедрость, а привычка разбрасываться золотом считается признаком благородства. Потому-то наши дельцы так любят вашу, да и бретонскую тоже, знать – всегда можно при доле удачи понести усилий на денаро, а получить не то, что сольдо – полновесную лиру.
Ваш разговор переходит к вопросам веры, и Лючия рассказывает о Мирмидии – достаточно спокойно и обстоятельно, чтобы понять, что фанатизма и божественного рвения в ней ни на йоту.
- Солнечная Мирмидия – дочь Верены и Морра, сестра Милосердной Шалии. Она покровительствует войне и стратегии. В отличие от вашего Сигмара, требующего слепого повиновения и физической силы, и чтимого особенно рьяно в Мидденхейме Ульрика, выступающего за безрассудную отвагу и дикую жестокость, она воплощает науку и искусство войны, умение действовать максимально эффективно при минимальных затратах и потерях. В раннем детстве ее передали смертным родителям в Ремасе, и она стала девой-воительницей, мечом справедливости и воплощением цивилизации, в противовес варварству. Говорят, что Сигмар ведет на войну, а Мирмидия – возвращает с нее.
Впрочем, я, чтя ее достоинство и стремление защитить мир культурный, чаще молю о помощи мудрую Верену, потому что знания и таланты в наше время значат не меньше, чем меч и щит, и сами при нужде могут стать оружием. Впрочем, я ищу в ней именно мудрости – стремления к правосудию и справедливости во мне не так много: я все же не законник, чтобы превыше всего ставить порядок. Это, - улыбается тилейка, - не значит, что я ищу свободы и беспорядочности, но такой приверженности к строгой упорядоченности, как желает видеть она, во мне, увы или к счастью, нет.
***
Твое решение отправиться в столицу произвело впечатление на всех. Больше всего, конечно, на молодого фон Раукова. Он, хоть и принял твою протекцию и подал ходатайство о зачислении в ряды «Молниеносных», но все же считал сделанный тобой выбор в корне неверным – но, по крайней мере, он не сказал «недостойным». Приоритеты расставлены: для остландца ваш труд и то будущее, которое он формирует, меркнет перед воинской славой, и возможность его продолжить не стоит ничего, что могло бы перевесить походы и перестрелки даже не ради защиты своей страны, но во имя удовлетворения амбиций курфюрстов.
Фон Рауков охладел к тебе, стал разговаривать подчеркнуто нейтрально, и так длилось дня три. А потом он… заговорщицки подмигнул тебе, и признался, что немного обижен на твою скрытность, хотя и все понимает. Ты терялся в догадках, пока Бендетто не пролил свет на странное изменение поведения вашего приятеля. Лючия без твоего ведома по секрету шепнула Андрею, что ты хочешь попросить у курфюрста фон Либвиц некое тайное и опасное задание, достойное и твоего мастерства, и твоего ума, считая, что такое дело, хоть и не принесет много чести и славы, пойдет на пользу твоей госпоже и всей провинции. Этой наглой, неприкрытой лжи оказалось достаточно, чтобы суровый северянин сменил мнение. А, главное, по возвращении тебе и не надо было ничего выдумывать: хватило бы сделать серьезное лицо и сослаться на страш-шную тайну. Кажется, вот оно – опосредованное влияние.
Альвиницци к твоему решению отнеслись достаточно спокойно: уж они-то идти на войну не собирались. А вот предложение поехать с тобой брата с сестрой удивило. Они надолго заперлись в покоях Лючии, обсуждая что-то, одним им ведомое, после чего, вернувшись в облюбованную вами для исследований гостиную, оповестили тебя, что Бендетто остается в Нульне «на хозяйстве», беречь дом и контролировать безопасность торговли, идущей под покровительством их Дома, а Лючия едет с тобой – столицу повидать, собрать информацию о том, что надо в Альтдорфе и, по возможности, поспособствовать укреплению позиций семьи среди сильных мира сего. Ну и, конечно, заодно и помочь тебе в исследованиях: тут тилейцы были совершенно единодушны, что важный и серьезный научный труд не терпит не только суеты, но и ненужных простоев, будучи априори важнее веселых для кого-то пострелушек.
Бендетто ушел принять ванную, Андрей еще не вернулся, а ты с Лючией сидел в креслах у камина, потягивал вино и делился подробностями своей небогатой пока еще биографии. Девушка, разрумянившаяся и расстегнувшая колет так, что ты видел белизну нижней рубахи, слушала тебя со всем вниманием.
Она не жалела тебя, не плакала горько над тяжкой участью – а ты достаточно наслушался, чтобы понять, что девушки частенько так реагируют. Она внимала тебе по-мужски серьезно, и отвечала, хоть и немного заплетающимся языком, вполне рассудительно.
- Амадей, мне кажется, ты немного не там ищешь ответ. Имея правильный базис для рассуждений, и правильно понимая ситуацию в целом, ты тянешь прошлое в настоящее. Думаю, это излишне. Ты понял, как относятся власть имущие к тем, кто ниже их и бесполезен им тогда, убедился в этом и сейчас. Но ты понял правила и подметил, что нужно сделать, чтобы сменить парадигму, хоть и отказался от этого, не видя нужды. Сейчас нужда появилась – но зато ты знаешь путь и понимаешь, что это только временно. Значит ли это, что ты не сделал ни шага вперед? Нет – просто ты не делал их навстречу, а шел или своим путем, или посолонь, не приближаясь. Так что нет ни стагнации, ни пропасти – просто не было необходимости в движении в направлении к ней. Вот смотри: с Бендетто же ты сблизился до определенной дистанции, верно? Но в душу к себе его не пускаешь и сам туда не лезешь вы достигли определенной дистанции, сейчас комфортной, и на ней остались. Значит ли это, что ты не смог сделать ни шагу, чтобы сблизиться еще больше? Нет, конечно. Значит ли, что между вами непреодолимая пропасть? Конечно нет. Просто сближение остановилось – так и тут. А так как ни курфюрст, ни мой братик, хотя и по разным причинам, не идут с тобой на более тесный контакт, это безусловно означает, что границы удобства и комфорта очерчены именно тобой. Резюмируя всю мой долгую речь, - снова улыбка, на сей раз чуть смущенная, - в общении с владычицей Виссенланда ты нигде не проиграл: ты просто не сел еще с ней за стол и не согласился сразу же играть по ее правилам и быть одним из многих, кто пляшет под ее дудку, весело при этом повизгивая.
***
В дорогу вы отправились вчетвером, хотя и на пяти лошадях: пятый конек нес сундук с имуществом дамы, которая, во избежание лишних вопросов, предпочла облачиться в мужской костюм и весьма умело изображать из себя парня, следующего со старшим товарищем по делам в Альтдорф. Мальчик из Лючии получился весьма смазливый, но при этом не вызывающий сравнения с девочкой. Поведение же ее, веселое, немного резковатое и озорное, вкупе с комплиментами, расточаемыми встречным девицам, только убеждало наблюдателей, что перед ними гонористый юноша, лишь недавно выбравшийся в большой мир.
Помимо тебя, Пауля и «Люччио», с вами в дорогу отправился сухопарый и костлявый наемник – телохранитель девушки по имени Фульвиччио. Молчаливый и неразговорчивый, он буквально источал из себя ауру еле сдерживаемой агрессии и напора, и не в последнюю очередь благодаря ему вас предпочитали обходить стороной: тилеец явно был из тех, кто сначала пронзает обидчика клинком, а потом выясняет, в чем, собственно дело. Пауль его откровенно побаивался, Лючия относилась ровно и с уважением, а он, в свою очередь, не мешался, в разговоры не лез, а если от него чего-то хотели, отвечал со сдержанной вежливостью. Фульвиччио было откровенно наплевать, куда вы едите, чем занимаетесь, кого изображает из себя синьора: задачей меркантэ было охранять девушку от любых посягательств, а прочее в сферу его интересов не входило.
Помимо опасного охранника, вашу безопасность обеспечивало то, что по тракту между Нульном и Альтдорфом сейчас сновало сонмище людей и повозок, так что разбойники, гоблины и зверолюды предпочитали сидеть в своих логовах и носу не казать туда, где солдат было раз в десять больше, чем обычно. Но за безопасность пришлось платить отсутствием комфорта: мало того, что из-за большого количества караванов вы двигались медленно, так еще и все номера в трактирах по пути были разобраны. После первой же ночи, проведенной в общем зале – «А что, молодые господа, вы хотели, мест нет: вон, в том углу ажно целый барон со свитой расположились, и ничего, не ноют!» - Лючия поняла, что ее облик юноши скорее мешает и, наплевав на приличия, в ближайшем лесочке переоблачилась в платье. Теперь вы путешествовали как брат и сестра – иначе было бы слишком много вопросов и подозрений.
С женщиной в отряде добывать комнаты для ночлега сразу стало проще – благородные господа еще не забыли об учтивости, и готовы были уступать милой девушке покои. Но и тут ты столкнулся с трудностями: кругом было столько маргиналов, начиная от вояк и заканчивая всякими гуртовщиками и плотовщиками, что оставлять Лючию одну было попросту опасно. Фульвиччио мог сторожить двери в нумера, и готов был быть и внутри – но тут воспротивилась тилеанка. Так что делить с ней комнату пришлось тебе. Первые два дня было еще ничего – ты мог устроиться и на полу, а вот в последнюю ночь перед приездом в Альтдорф вам досталась такая маленькая комнатушка под скошенной крышей, что туда влезали только одна кровать да шкаф. Зато было окно, куда могли забраться негодяи, выпивающие внизу. Делать нечего – пришлось делить ложе с коллегой, благо та не считала это чем-то предосудительным.
В общем, за время дороги ты вволю смог насмотреться, пускай и при неверном свете свечей, на облаченную в полупрозрачную ночную рубашку сестру Бендетто – всегда и от всего отвернуться попросту не выходило. Впрочем, девушка специально не соблазняла тебя своими прелестями: в ее движениях и манере держать себя чувствовалась естественно, и даже то, что можно было бы счесть бесстыдством, было лишь не в полной мере осознанием своего воздействия на мужчин. Госпожа Альвиницци покинула родину в весьма юном возрасте, чтобы научиться искусству обольщения, но уже вполне впитала легкий дух своей страны для того, чтобы чувствовать себя комфортно полуодетой и не видеть в этом ничего непристойного.
***
Наконец перед вами возникли величественные неприступные стены Альтдорфа, вот уже несколько столетий бессменно бывшего столицей Империума. Уплатив пошлину, вы въехали на его узкие, тесные улочки с нависающими над головами крышами, с запахом помоев и пота. Людей здесь было великое множество – как охотно пояснил Паулю какой-то доброхот, в столицу Рейкланда прибыло столько народа, что население увеличилось по меньшей мере вдвое. Курфюрсты со свитой, дворяне со своими присными, солдаты и торговцы, попрошайки и просители, авантюристы и наемники – все плавились в городе, как свинец в тигле.
Как итог, вы опять столкнулись с нехваткой места. А не просто нехваткой – все постоялые дворы для благородных были давно и прочно заняты, и в итоге остановиться пришлось в средней руки заведении в портовом квартале, подле стены единственного в Империи зоопарка. Слуге и телохранителю опять достался ночлег в общей зале, а тебе с «сестрой» снова предстояло ютиться в одной комнате и на одной постели: как ты от женщин не бежал, судьба сама тебя загоняла к ним. Да и на полу теперь спать было тяжеловато: в город рано пришли холода, а по низу сквозь щели дули такие ветры, что простыть было проще простого.
Теперь предстояло определиться, чем, собственно, заняться: ходатайство на прием в к Эммануэль, остановившейся в императорском дворце, ты передал, теперь оставалось только ждать – около седмицы. Как предупредил замученный визитерами писарь. А пока что город был в твоем распоряжении, весь от зоопарка и до Колледжей магии. Иди, куда хочешь, делай, что хочешь и не имей никаких обязательств вроде учебы на завтра. Только будь осторожен – в первую же ночь, когда ты вышел пройтись под луной, на тебя решила напасть местная шпана. Вид остро отточенного клинка отогнал их, но многим другим повезло куда меньше: как минимум несколько постояльцев уже сменили проживание в таверне на отдых в садах Морра.
Даже работать над исследованием было затруднительно: не было ни места, ни книг, да и неумолчный гомон внизу не давал сосредоточиться. Пока что самым перспективным направлением для тебя могли стать попытки найти кого-то из магов, что безо всякого эльфийского смогут определиться с природой чар на клинке, или же попытки попасть в библиотеки – при Колледжах, при главном храме Сигмара или просто в городскую общественную. Впрочем, можно было уделить время Лючии или же подтянуть свои навыки: Фульвиччио наверняка не откажется потренировать тебя с клинком.