Ты приложил все усилия свои, чтобы воздать мэтра Лоренцу добром за добро – и получил если не друга – все же дружба между преподавателем и студентом нечастая вещь – то хорошего приятеля. Профессору импонировала твоя ответственность, собранность, хорошая память и, самое главное, интерес к дальним землям. Землеописание и внешние отношения Империи всегда были популярны среди студиозусов, метящих на дипломатическую службу и в большую политику, но в подавляющем большинстве случаев их интерес заканчивался там, где кончались границы доброжелательных соседей. Те же, кто испытывал интерес к далеким землям, искали в них не знания, но выгоды, и посему на лекциях нередок был вопрос о том, «а что там есть-то?» - а такой подход наставник неодобрял, хоть и держал свое недовольство при себе. Твой искренний интерес к географии как она есть, к подводным течениям внутренней кухни соседских тронов, к пониманию того, как окружение и экономика влияют на самосознание жителей не могли не вызвать в нестаром еще ученом муже уважения.
С той поры ты, пускай и в ущерб иным предметам, стал частенько засиживаться в аудитории с мэтром Лоренцом, а когда вас оттуда просили, не считали зазорным перебраться в ближайший кабак: «Перо и Пергамент». В то время, как другие посетители дули пиво галлонами, щипали служанок за задницы и подвывали заезжим менестрелям, вы склонялись над картами и сравнивали путевые заметки Ромуальда фон Дроттинга, Петера Вермейера, Гуго де Тансервиля, Уго Блазентти и самого великого Марко Коломбо. Вы сравнивали тексты саг о Лостэрикссоне, открывшем далекую золотую Люстрию, с копиями докладов авантюриста Пизарро и дневниковыми записями Винченцо Коренцо, пытались сопоставить упомянутые ими места между собой и с имеющимися сведениями о побережье, иногда до хрипа споря о том или ином аспекте или трактовке фразы. Вы изучали записи участников крестовых походов со списками аравийских книг, накладывали карты Тилеи и Эсталии на имеющиеся записи времен Ремасской империи, пытались по летописям отыскать местоположение затерянных городов древней Нехекхары и пытались из обрывком данных представить себе далекие Южные земли и полумифический Инд.
Не останавливаясь исключительно на изучении земель и народов, их населяющих, вы беседовали о нравах различных бретонских герцогств и противоречиях между Ледяным Троном Кислева и Ортодоксией, обсуждали взаимоотношения между гномскими Караками и войны городов-государств Тилеи, причины объединения и распада царств Арабии, пытались понять, что же нужно Катаю в Старом Свете, помимо торговли. Добрая половина этих бесед была некой интеллектуальной игрой, когда вы из крупиц информации пытались сложить единое панно, своими основанными на логике домыслами заполняя лакуны неизвестного.
Ты узнал со временем, что мэтр Лоренц родился в небогатой дворянской семье в Талабекланде, и долгое время не видел для себя иной жизни, чем продолжение фамильной службы. Но как-то его полк, посланный в поддержку курфюрста Виссенландского во времена очередной тяжбы с Бретонией за перевалы, остановился в Нульне – и молодой офицер узнал, что есть люди, служащие Империи не только мечом и порохом, но и умом. Он оставил армию и, перебиваясь случайными заработками, стал готовиться к поступлению. За несколько лет такого полуголодного существования он сумел изучить все необходимое и, выложившись полностью, сумел-таки поступить на казенный кошт. Как и ты, он почти не принимал участия в пьянках и тусовках, только причиной тому было хроническое безденежье и опасение потерять таким трудом доставшееся место. Закончив обучение и получив диплом магистра высоких искусств, он вернулся на родину, где стал младшим советником при дворе курфюрста Герхарда Фейербаха. Но ограниченность интересов провинциальной знати, их низменные развлечения и готовность обнажить меч против давних оппонентов из Штирланда угнетали выпускника Университета, и после пяти лет службы, где все его таланты были практически бесполезны, он вернулся обратно в Нульн, лелея мечту организовать землеописательную экспедицию куда-нибудь, куда не ступала еще нога имперца. К сожалению, никто не хотел финансировать этот проект, и мэтр Лоренц был вынужден отказаться от грандиозных планов, найдя свое место в изучении далеких земель по бумагам и рассказам, попутно делясь знаниями с шумным и беспокойным сборищем студиозусов.
Он же, кстати, узнав как-то об имеющемся у тебя загадочном мече – без подробностей, естественно – предложил отнести его к давним соперникам ученых мужей Университета – инженерам из Артиллерийской Академии. Пускай инженеры и были в первую очередь озабочены развитием порохового оружия, кузнечное дело многие из них знали туго, и могли по особенностям ковки и материалам определить, кем и когда было изготовлено то или иное оружие. К тому же, как и большинство людей, отдавших себя наукам, они спокойно относились к материальным предметам других рас – так что если меч этот не был запятнан скверной, тебе ничего не грозило. Впрочем, поинтересоваться можно было и у кого-либо из коллекционеров оружия – подобные господа не хуже инженеров разбирались в подобных памятниках старины.
Как бы то ни было, а полгода усиленных занятий подвели тебя к самой черте экзамена. Вот только идея быстро и без проблем защититься столкнулась с непредвиденными и непреодолимыми событиями, вплотную связанными с некоторыми твоими знакомыми – но об этом чуть позже.
…В тех редких случаях, когда ты все же был приглашен на студенческие посиделки, ты все больше сидел в сторонке, присматриваясь к окружающим, и вскоре выяснил, что не один ты жмешься по углам. Тех, кто более или менее регулярно присутствовал на шумных сборищах, но в общем веселье не принимал участие, оказалось несколько человек, и о каждом из них ты исподволь выспросил у окружающих – надо же знать тех, кто, возможно, мыслит схожим с тобой образом!
Первым из них был здоровенный смурной остландец – Андрей фон Рауков, обыкновенно мрачно накачивавшийся пивом в дальнем углу. Мнительный, резкий в словах и предпочитавший силовое решение проблем любым другим, он был здесь белой вороной. К тому же его простые диковатые манеры вызывали у большинства смех – а на подколки он неизменно реагировал ударом.
Другими одиночками была пара молодых парней, чьи успехи в учебе были больше, чем у многих. Оскар фон дер Таннер и Алоис Хедингер, кажется, сами не горели желанием завести новые знакомства, довольствуясь тем, что за бокалом вина изучали все новые и новые книги и периодически обменивались глиняными дощечками с какими-то заметками. Злые языки их обвиняли в мужеложестве – но доказательств тому никаких не было.
Ну и наконец, тилеанец Бендетто Альвиницци – профессиональный неудачник, вечно влипающий в истории. Парень несколько раз «проштрафился» перед коллективом, и теперь был подвергнут обструкции. Во-первых, он до обмороков боялся крови, во-вторых, был трезвенником, а в-третьих, пытался ходатайствовать о принятии в Университет… своей сестры! Сколь бы ни были толерантны нульнцы, но сама мысль об ученой даме вызывала у всех негодование – к тому же, говорили, что Бендетто только запоминает, что говорят на лекции, а вот все домашние работы и выводы делает за него сестра, чьи слова он всего лишь озвучивает.
Стоило решить, стоит ли сходиться с кем-то из них, или жить как прежде, тихо и спокойно.
…От фройлян фон Либвиц, с легкой полуулыбкой слушающей тебя, пахло апельсином и мускусом. Милое личико ее, похожее на кукольное, выражало вежливый интерес, но, когда, ты представился ты подметил нечто новое. Сквозь пустое выражение проступило на крайний миг нечто новое, жесткое и четкое, строгое и монументальное в своей четкости. Пара ударов сердца – и перед тобой снова веселая куколка.
- Здравствуй-здравствуй, Амадей фон Рейнеке! Конечно же, я помню и тебя, и ту детскую еще дуэль. Помню я и величественную строгость форта Роткирхен, что подле Ротхаузена. Как там гарнизон, не изменился? По-прежнему полторы сотни? Как поживают твой батюшка, рыцарь Фридрих сын Амадея, госпожа Кира? Я слыхала, что твой дядя Филипп в недавней сшибке с бандитами сломал руку – как она, нормально заживает?
Ну и, конечно же, как ты сам? Как проходит твоя учеба, доволен ли ты избранным путем, или мысли о том, что воинская стезя была бы ничуть не хуже, не отпускают? Милый Амадей, да не стой ты букой в стороне ото всех! Пойдем к тем диванчикам, - она махнула рукой в сторону, где твои соученики смеялись о чем-то с парочкой фрейлин наследницы курфюрста и, кажется, даже исподволь их лапали, - выпьем аверландской «Золотой Лозы», а я послушаю твою историю! Или, - лукавая усмешка, - предпочтешь отдохнуть от нашей громогласной компании?
Благородная дева продолжала казаться смешливой пустышкой, но больно ее знания не вязались с тем, что могло бы быть известно хорошенькой пустышке.