Странный был этот клинок, странный и нетипичный. Амадей за годы своего обучения привык видеть разные мечи, какие-то из которых были длиннее найденного, какие-то – короче. Но даже те мечи, которыми пользовалась пехота, хоть они были по размерам и меньше находки, были гораздо тяжелее и, в основном, при этом еще и шире. Обнаруженное оружие было на удивление узким и легким, да еще у самой гарды имело две полукруглых выемки, что по всем правилам должно было делать его хрупким. В пользу того, что этот клинок – церемониальный, свидетельствовало и то, что изящная и витая гарда его с двух сторон была украшена парой драгоценных камней глубокого небесного оттенка: все это стало ясно после того, как Амэ отчистил его от налета грязи и пыли, а потом отполировал.
Казалось бы, зачем использовать такое изящное и хрупкое оружие в бою, когда у его владельца наверняка было что-то более надежное? Ответ на это дала первая же проверка. Деревянный кол с битым горшком наверху, призванный изображать из себя неприятеля, оказался с первого же удара разрезан на две половины – именно ровно, под углом удара, разрезан, а не расщеплен! Мало какой из клинков в крепости был способен на такое, а этому изящному мечу хоть бы хны: ни царапинки, ни зазубринки. Как оказалось впоследствии, проржевелое железо с тренировочных чурбанов он рубит не хуже и, будь у юного фон Рейнеке руки посильнее, наверняка бы располовинил и соломенное чучело.
В общем, обнаруженный в подземелье меч вполне мог оказаться волшебным, вот только вряд ли принадлежал давно покойному славному рыцарю: уж больно непривычно он выглядел. Амэ сохранил его для себя, ни с кем не поделившись, а спутники его, не рассказав никому тайны предводителя, вскоре и думать забыли о находке.
Да и у самого фон Рейнеке-младшего было немало дел помимо клинка. Даже если не брать в расчет продолжающиеся тренировки и изучение далекого прошлого и тонкостей этикета сегодняшнего, молодому было, чем заняться: например, свинарником. По-хорошему, конечно, не дворянское это дело было – заниматься постройкой хозяйственного помещения, и, возможно, отец и хотел, чтобы Амадей отказался от приказа, не совместимого с его честью: а может быть, и нет. Как бы то ни было, но юный сын рыцаря предпочел с энтузиазмом взяться за дело, чем гадать о каких бы то ни было скрытых смыслах.
Первым делом следовало решить, к кому обратиться за основами, потому что делать что бы то ни было, не зная, как, было глупостью. А кто заведует всем хозяйством? Правильно, коморник. Так что первым, кого посетил Амадей, был Ваншлоссе. Бодо, существенно располневший за те годы, что его знал Амэ, спокойно, не высказав ни малейшего удивления, покивал словам юноши и обещал поспособствовать: словами и знаниями, ясное дело. Впрочем, по зрелому размышлению, к своему опыту он присовокупил нарисованный тут же небольшой план того, как должно было выглядеть новое строение: на первый взгляд, ничего сложного в такой работе не было.
Следующий визит новоназначенный строитель свинарников нанес своей матушке, благородной леди Кире. Та, выслушав печали сына, горько покивала головой, сетуя, что ее кровиночке приходится заниматься столь низким ремеслом. Но воля главы семьи есть воля главы семьи – отговаривать Амэ или пытаться как-то переубедить мужа она не решилась. Зато без лишних возражений, похвалив мальчика за предусмотрительность и разумность, согласилась проспонсировать «стройку века» пятью бутылями крепленного красного, зело уважаемого солдатней за то, что его требовалось не так уж много, ароматной пряной рулькой и несколькими веревками толстеньких сочненьких говяжьих колбасок. А уж репу, морковь, горох и все прочее для овощного рагу и так можно было получить на кухне.
Дело оставалось за малым – собрать бригаду работников, готовых за добрую трапезу поработать сначала лопатами, а потом молотками и пилами. Как оказалось, с этим не так просто: кто-то соглашался сам, других приходилось отпрашивать либо у десятников, занимающихся с молодежью, либо у родителей, имевших на детей свои планы. Но не мытьем так катаньем, кого-то убеждая в необходимости стройки, перед кем-то ссылаясь на отцовскую волю, кому-то предлагая пару чарок из комендантских запасов, но Амадей сумел собрать работяг. В этом была сила штатных войск Империи: они моги и воевать, и строить, и сеять, и вообще делать все, что ни прикажут.
Так началась работа. Доломали все старое, сгребли весь навоз в одну кучу. К тому моменту каждый третий уже оказался измазан в дерьме: не все ребята могли удержаться от того, чтобы не швырнуть навозом с лопаты в соседа – ни или чтобы не ответить метателю тем же. Впрочем, на процесс это не сильно-то повлияло: результат был достигнут достаточно быстро. Следом одни начали рыть ямы, другие – разравнивать поверхность. И хоть некоторые смеялись, что Амадей опустился до того, что работает сам, а не командует, говорунов быстро заткнули: народ в массе своей оценил, что сын рыцаря не отлынивает и трудится наравне со всеми.
В общем, не без подсказок пару раз заходившего на стройку Бодо к закату все было сделано. Спины у парней, конечно, ломило, да и мозоли от лопат оказались в непривычных для будущих воинов местах, но все испытывали от сделанного глубокое удовлетворение: теперь каждый мог с чистой совестью сказать, что он уже приложил свою руку к обороноспособности Роткирхена. Ну и, конечно, не меньший восторг вызвал и поздний ужин, затянувшийся до глубокой ночи. Только к часу второй стражи, не без направляющих пинков от солдат, все разошлись.
А наутро комендант Фридрих осмотрел вместе с сыном результат работ, придирчиво постучал по свеженькому дереву, прошелся по разровненному пятачку, где стоял старый свинарник, поморщился и… ушел, не сказав ни слова. Только под вечер он вызвал сына к себе, поблагодарил за труд и находчивость и объяснил свое утреннее поведение: Амэ настала пора привыкать, что не всегда добрые дела и исполненные приказы вызывают благодарность, нередко оставаясь без внимания. Об этом надо знать, но не след принимать близко к сердцу: достойные мужчины исполняют свой долг, не ожидая ничего взамен, ибо так велит их честь.
Мужчины… Теперь Амадей фон Рейнеке мог себя сполна отнести к ним, впервые познав женщину. Правда, говоря откровенно, все произошедшее существенно отличалось от скупых строк в рыцарских романах и старинных сборниках канцон. Поначалу Амэ могло показаться, что они с братом приехали в самый обыкновенный трактир, только украшенный кричаще яркими тряпками. Для начала Людвиг заказал вина: себе – крепкого юбершрайкского «Черного доктора», младшенькому – сладкий ягодный аверландский «Солнцедар». Пораспрашивав за выпивкой Амадея о житье-бытье, а заодно пояснив, что залета можно не опасаться, он, наконец, счел их достаточно отдохнувшими с дороги, чтобы перейти к постельным утехам.
При этом возможности выбора подростку он не дал, отойдя в сторонку для беседы с нарядно одетой стареющей дамой с аккуратной высокой прической, которую можно скорее было принять за небогатую провинциальную дворянку, чем за падшую женщину. По итогам беседы брат провел Амэ на второй этаж и буквально впихнул в одну из дверей. За спиной лязгнул в замке ключ и послышался довольный голос Людвига: «Развлекайся – за все уплочено!».
Когда глаза юношу привыкли к полутьме, разгоняемой лишь светом свечей, он увидел обширное, больше всего, что видел раньше, ложе, на мягких простынях которого вальяжно раскинулась одетая в одно лишь прозрачное платье обширная женщина, раза в полтора шире сухощавого подростка. Длинные светлые волосы, неохватные мягкие груди, рыхлые формы и широкие бедра – впоследствии Амадей узнает, что в пресыщенном Нульне в те годы такие женщины были в моде. Раскинув белые колонны ног так, что Амэ мог видеть курчавый треугольник волос, она густым сиропным голосом, не терпящим возражений и пререкательств, потребовала: «Иди ко мне, котик».
И Амэ утонул в этом мягком тепле и плавных движениях, оказавшихся на удивление приятными. Белые руки скользили по его спине, то легко касаясь, то притягивая с нажимом, пухлые губы непрестанно что-то ворковали. Как море, которое фон Рейнеке никогда не видел, она колыхалась под ним, поглощая ставшего мужчиной ребенка, как пучина поглощает корабль. И когда он выплеснулся на бедро предусмотрительно отстранившейся женщины, рухнув на полную грудь, горячность сменилась истомленной усталостью, не продлившейся, впрочем, долго. Умелыми губами вернув Амадею способность к соитию, женщина повернулась к нему спиной, встав на колени и полупопросила-полуприказала продолжать. Так продолжалось несколько часов: она практически не двигалась, позволяя сыну рыцаря делать все самостоятельно, и только предпринимала меры к тому, чтобы он не ушел раньше срока. Сигмар знает, сколь долго бы это длилось, если бы юноша не забылся наконец тяжелым сном без сновидений.
А к утру настала пора возвращаться домой, где юного дворянина ждало обучение. К тому времени к леди Кире и герру Ваншлоссе присоединился и нанятый учитель, раз в неделю на два дня приезжавший в форт – молодой выпускник Нульнского Университета Дитлеф Байер, сын мелкого торговца откуда-то из Штирланда, своим умом и способностями сумевший нетолько выбраться из глуши, откуда был родом, но и поступить на казенный кошт в одно из престижнейших учебных заведений Империи.
От него Амэ узнал историю своей страны и провинции и понял, откуда растут ноги у многочисленных склок между власть имущими. А еще он понял, что в Империи, в отличие от соседней Бретонии, например, социальная лестница куда как более свободна. Перспективный и неглупый простец мог через службу получить титул и влияние, оборотистый торговец – стать преуспевающим купцом и владеть золотом. Которое значит подчас не меньше, чем вереница славных предков, человек искусства способен обрести влиятельного покровителя. И, конечно, умный и умелый рыцарь может вознести свой род высоко-высоко – на трон курфюрста той или иной провинции. А уж его потомки обретут шанс стать Императорами – вершина того. Что только может представить себе человек!
За два года обучения самый младший из фон Рейнеке – братья его пока что не обзавелись детьми – узнал многое не только по истории Империи, но и получил краткий обзор по судьбе мира: образованный человек должен понимать не только то, что происходит или происходило за оградой его дома. Но и иметь представление о соседях. И, само собой, как человек благородный, он постиг тонкости этикета: теперь-то ни при Виссенландском дворе, ни даже в стольном Альтдорфе Амэ уже не попадет впросак, не ответив тому, кому положено, так, как предписано. А наука этикета. Признаться, была не самой простой: попробуй запомни-ка, в какой провинции какие обычаи действуют, и почему хохландский герцог по тонкостям обращения находится на одном уровне с виссенландским графом, а вот рейкландский герцог стоит выше их обоих!
Как бы то ни было, науку эту Амадей осилил – только время покажет. Насколько полезной она окажется в будущем.
2502 И.К.
Год шестнадцатилетия Амадея фон Рейнеке стал непростым для всей Империи. В начале года скончался старый император Луитпольд I из рейкландской династии фон Гольсвиг-Шлиштайн, а его наследник, Карл-Франц I Рейкландский, многими не воспринимался, как значимая персона. Основным кандидатом на трон считался Борис Тодтбрингер, курфюрст Мидденхеймский и его, кажется, поддерживало большинство имперской знати. Однако, к вящему удивлению многих нобилей, в первом туре выборов явного лидера не обнаружилось. А спустя какое-то время, когда курфюрсты собрались вновь, безоговорочным лидером стал Карл-Франц I Рейкландский, сумевший за краткое время договориться со всеми претендентами, да еще к тому же изобличить в курфюрсте Остландском Максимилиане фон Кёнигсвальде колдуна Тзинча и изгнать в бою призванного чернокнижником демона! После такой яркой и убедительной победы сомнений о том, достоин ли новый император трона, ни у кого не осталось.
Для Амадея же настала пора готовиться к своей первой битве: зеленокожие и звери, крысы и нежить, колдуны и вампиры в этот короткий период безвластия воспряли и попытались попировать на теле отвлекшегося гиганта. Гарнизону Роткирхена тоже пришлось поучаствовать в защите границ, когда Готто Зеленое Пыряло, вожак племени Плоскоголовых гоблинов, решил собрать свой собственный ВААГХ!. Вместе с контингентом виссенландцев в горы выступила и небольшая дружина гномов из Карак Норна, ведомая таном Дори из рода Каменных Шлемов. Юноше же, в соответствии с указаниями отца, предстояло решить, к какому подразделению он присоединится в бою.
Но одним этим тяготы выбора достойного сына своего рода не заканчивались: став взрослым, он должен был покинуть дом, принося пользу курфюрсту, Империи и императору на новом месте. Он мог, следуя советам герра Байера и мамы, поступить в Нульнский университет, по окончании которого, став Магистром Семи Высоких Искусств, найти свое место на гражданской службе. Отец, братья, и дядька Вольфганг видели его будущее среди Алых пистольеров, где в свое время служил старший из братьев – Адальберт. Прослужив какое-то время в полку, юноша мог рассчитывать на рыцарские шпоры и назначение в ряды одного из отрядов, берегущих границы Империи. Или же вступить в ряды одного из рыцарских орденов и добавить к клятвам служения и следование их обетам. Наконец, он мог попробовать поступить в Артиллерийскую Школу и научиться направлять сокрушительный огонь батарей на врага, став повелителем поля боя на немалом расстоянии от жара рукопашных схваток и торопливой чехарды перестрелок.