Что же, по крайней мере, Росита приняла к сведению слова, сказанные лекаркой, только легче от этого не стало. С другой стороны, речь была совсем не о том, каким образом Искра подавала информацию. По взгляду Самины... можно было предположить, что любое сказанное юной солдаткой, если и будет принято к сведению, то в очень смутном варианте.
Внезапно для себя Иоланда и вовсе задалась вопросом, правильно ли она поступила? Не спросив разрешения, не посоветовавшись заранее, наверное, к Командоре и в другое любое время нельзя было подойти и начать рассказывать теории, — вполне правдоподобные, но! — что уж говорить во время войны. В конце концов, она повидала многое, она смыслила в том, в чём большинство не видели никакого смысла, но оступилась здесь? Поверила на слово, хотя прежде руководствовалась тысячными проверками, пересчётами и анализами?
Женщина даже оступается, делая небольшой шаг назад, чувствуя, как под прямым взглядом Самины атмосфера вокруг, — а может быть только для неё — становится более напряжённой да тяжелой настолько, что Иоланде приходится едва заметно глубоко выдохнуть. Она коротко смотрит на Киру, возвращает себе потерянное из под ног равновесие, а затем вслушивается в слова молодой солдатки ещё раз.
Нет.
Не может быть?
Если прежде Иоланда могла только предполагать, что именно видела Росита и о чём хотела поговорить с Командорой, то сейчас она слышала историю прямо из уст, предварительно удивившись, что никто не попросил её отойти в сторону: дело ведь пусть и не требовало отлагательств, едва ли было для всеобщих ушей. Если на Бьянку она могла закрыть глаза, — сёстры, особенно близкие настолько, насколько могла заметить Ио, делились между собой практически всем — то на себя или Киру... совсем нет. Однако сказать, что Иоланда была разочарована? Расстроена? Она смотрела не на Самину, пилящую её взглядом, а словно сквозь неё; служительница была совсем не здесь. Неужто всё сходится? Письма так и оставшиеся в её руках нашлись глазами Иолы ещё раз, и под аккомпанемент Искры, она вчитывалась в слова Клемента по новой, взяв оригинальное писание.
«...для служителя Митриоса твоего уровня...» — каков шанс, что именно Лучано смог заполучить некий артефакт, который должен был стать наградой или, возможно, преподношением? В конце концов, может быть и от обратного: приняв к сведению слова своего учителя, он хотел спасти Культ...
«...по слогам деревенщинам из числа "отцов-надзирателей".» — а что на счёт них? Культ, который одновременно и боится и, при этом, недолюбливает Отцов как таковых. Росита говорит о наёмниках и, разумеется, первое, о чём думает Иоланда — что если именно по делу оппозиции фанатиков Митриоса, узнавших об их планах или, чего хуже, о силах дэвах и их возможностей, они решили воспользоваться артефактом? Или уничтожить его, учитывая их нелюбовь к поклонникам Хаоса.
«Властелин тела и души».
— Властелин тела и души, — шепчет она себе под нос, едва шевеля губами, ведя пальцами по написанному тексту. Если то, что говорит Росита — это правда... И если то, что думает Иоланда — это то, что произошло на самом деле, то речь уже идёт не только о косматых с силой, которая может побороть и уничтожить Купол, причиняя боль всему, что будет встречаться на их пути. Речь идёт о том, чтобы лишиться одной из половинок их собственного сердца, каждой сестры здесь — Аэлис, что останется сначала запертой, а после — уничтоженной во благо разрушения.
Она поднимает взгляд на Самину вновь, но не сразу, а когда между вопросом к Иоланде проходит несколько бесконечных секунд. Уже и Бьянка успевает озвучить свою мысль, — жрица смотрит на неё краем глазом с удивлением, ведь не у каждого, даже у самой Иолы, не находится сил ответить главнокомандующей так просто — а она молчит.
— Потому что они — наша прямая связь с Аэлис, — начинает она, и если раньше в её голосе была неуверенность, сейчас Иоланда отдаётся на сто процентов своей теории, — послушайте. Клемент писал о неком Повелителе, «Властелине тела и души». Что будет, если поработить Хаос и, главное, что нужно для того, чтобы это сделать? Нужна смелая плата для этого, — она щурит взгляд, задавая пусть риторический, но вопрос, — как на счёт души и сердца богини? Купол боролся с дэвами десятилетиями, артефакт, на секунду, имеющий внутри себя одну из самых важных частей нашей с вами жизни — это то, за что будут бороться любые неугодные, которым требуются дополнительные силы, чтобы побороть нас.
Она делает паузу, но только чтобы продолжить вновь:
— Или уничтожить его, учитывая, на что способны Отцы-Надзиратели только по фактам, о которых я знаю. Так или иначе, какой бы мотив, я считаю, — она делает здесь небольшое ударение; по Иоланде видно, что если Самина, или стоящие здесь, не примут её сторону, она готова взять за свои слова полную ответственность, но едва ли её можно переубедить в сказанном:
— Если есть малейший процент того, что сказанное Искрой — правда, мы должны проверить это.
Иоланда была уверена в одном: никому и никогда под Куполом не захочется знать, что случится, если одна из богинь погибнет. Тем более... не своей смертью.