Добрая лекарка наконец представилась, и я кивнула: Иоланда так Иоланда, хорошо – буду знать, кого благодарить и за кого при случае замолвить словечко перед большим начальством. Хотя с последним бабушка, наверное, и без меня справится, раз может спокойно провести к самой Командоре, которую я, рядовая Крепости, в жизни не видела, хоть и была наслышана немало о ее подвигах и подвигах ее подчиненных. Жаль, конечно, что не к армейскому начальству, но тут уж не до жиру.
Договорив, добрая старушка отошла в сторонку: устроилась поудобнее, пишет что-то, связанное, по ее словам, с моими путанными речами, и при этом, по всему судя, не доклад мой сумбурный конспектирует… Вот интересно, что там, на бумаге? Взглянуть бы хоть краем глаза, но это будет совсем уж непристойно – неча провоцировать на негатив. Сочтет нужным – сама расскажет, а на нет и суда нет. Негоже поперек мамки в печку лезть – чай, я не бардесса какая-нибудь, а о дисциплине и субординации мало-мало понимаю. Иногда, по крайней мере.
Впрочем, все мысли об эпистолярном творчестве матушки Иоланды живо из головы выветрились, когда щеку согрел горячий поцелуй сестренки. Я, как малолетка какая-нибудь, мигом расплылась в широкой, счастливой улыбке – такое лекарство мне по нраву, и на ноги оно поднимет лучше десятка самых крепких зелий. Мурлыкнув довольно, я потерлась щекой о плечо сестренки, а потом, воровато оглянувшись, как попавшая в курятник лиса, взяла ее очаровательное, такое родное лицо в ладони и крепко, смачно поцеловала в губы. И плевать, что здесь посторонние – женщины они, вроде, умные, и, более того, понимающие – не осудят. А если и выскажут что – так жар губ Бьё стоит любого наказания. Оно, конечно, не заставит меня постоянно миловаться на публике, но разок-то можно, верно – я же чуть не померла, и чуть не оставила половинку моего сердца разбитой!
Не без помощи восторженной и восхитительно-нежной Бьянки я оделась и поднялась, коротко посетовав, что выгляжу совсем неподобающе для встречи с командованием. Благодарение Богинюшкам, Бьё была достаточно умела в бытовых чарах и не израсходовала еще все силы досуха, так что после нескольких пассов я стала выглядеть достаточно пристойно. Ну-у-у… По крайней мере, глядя на меня, никто не решит, что голодный мертвяк восстал из могилы и теперь ходит по лагерю в поисках обеда… или, скорее, раннего ужина? Не принципиально – в принципе еды, и точка, благо мне самой, живой и теплой, хочется не то, чтобы есть, а вполне себе жрать. Но придется обождать, увы-увы.
Родная и любимая, видя, как я нетвердо стою на ногах, без лишних слов подставила мне плечо, помогая идти. Отказываться от помощи и пытаться двигаться самостоятельно я не стала – как ни крути, а ножки еще не особо-то слушались, и обмишулиться падением в мои планы не входило. Уж лучше выглядеть ослабевшей и опирающейся на сестренку, чем пропахать землю носом из-за дурной гордости.
Последняя, кстати, и без того пострадала, когда старшая целительница родственно так, по-семейному цукнула меня за неуставщину в разговорах. За дело, надо признать – не первый раз я получила по ушам за склонность к цветастому словоблудию, и, наверняка, не последний: избавиться от этой не соответствующей гордому званию солдатки привычки выше моих сил.
- Благодарю за разъяснения, сестра-лекарка! – бравурно и звонко бросила в спину ушедшей женщине я. Как же хорошо, что она напомнила об армейском лексиконе! Надобно, пожалуй, общаться с Командорой как с Мириам, или скорее даже как со строгой и требовательной, насквозь уставной старшей гарнизона Жанетт.
Вот так, опираясь на Бьянку, с рубахой в недосведенных до конца брызгах крове и наброшенной на плечи разрезанной кожанкой, теперь годной изображать только жилетку, я предстала перед Командорой, сопровождаемой кем-то из рамониток – видимо, одной из уцелевших офицеров. После донельзя своевременного напоминания я, не смотря на все желание быстрее донести весть от мамы, предпочла сойти за умную и не начинать сразу трещать – иначе Командора может заткнуть меня и отправить лечиться прежде, чем я успею доложиться по сути. Пускай лучше сначала сестра Иоланда выскажется, а там уже и я рот открою, отрапортую: «рядовая Росита, гарнизон «Вересковая Лощина», разрешите доложить». Дадут отмашку – можно уже и по существу высказаться.