Сквозь застилающую взор пелену и шум в ушах пробивались чьи то голоса. Все еще отчаянно пытающуюся сохранить свои внутренности внутри Бьянку усадили, что то дали, и вроде даже пытались накормить. Язык укольнуло как иголкой неожиданным вкусом. Бьянка вся сжалась, приготовившись к чему угодно нелицеприятному, но ее тело наконец не подвело. Туман начал расступаться.
Глаза девушки распахнулись шире. А кто все эти женщины? Старушка с внешностью столь уютной, что хочется обнять ее и рассказать, как провела лето. Красивые, пусть немного усталые лица вокруг.
Чу, голосок над ухом, слаще весеннего дикого меда, что однажды по молодости да по дурости Бьянка решила украсть у диких пчел. Вернулась вся изжаленая, целый вечер в бреду валялась. Но навсегда запомнила свое упертое стремление поделиться этой немыслимой сладостью с мамой и сестренкой.
Бьянка медленно повернула голову, будто даже слыша деревянный скрип своей шеи и увидела ее и чуть не ослепла от света, источаемого ее любимой. Сколько же она ее не видела! Как соскучилась!
Ее руки сомкнулись на ее шее и губы прильнули к щеке. Милая, хорошая, настоящая! Наконец чувства возвращались! Милая бабушка побратилась к ней и девушка с расплывающейся улыбкой на лице молча кивнула в ответ.
- Да... Да, давай я тебе помогу, Росита, - она говорила немного с придыханием, будто задыхалась от счастья.
Сошла ли она с ума? Нет. Но ее спокойный аналитический ум не выдержал потока информации, морального напряжения и попросту ушел на отдых. Ту добрую и чувственную личность, что Бьянка всегда держала в клетке из дисциплины и самоконтроля больше ничего не сдерживало. Можно ли считать это раздвоением личности? Нет, это все та же Бьянка, которую с огромным трудом и лаской Росите удавалось выудить из тюрьмы собственного сознания каждую встречу.
Одна была проблема - ушедший на покой разум унес и понимание ситуации. Сложно осознавать возвращение сестры из мертвых, витающую вокруг смерть и всю эту войну, когда все сестры вокруг такие хорошие, а руки касаются самого большого сокровища в мире.
Клетка держала зайчишку и хранила еë. Теперь зайчишка была сама по себе