Строка за строкой, Иоланда медленно продвигалась по тексту перед своими глазами, меняясь в лице. От любовной отписки на непривычном наречии оно взяло поворот на сто восемьдесят градусов, сбивая Иоланду с толку только сильнее. Перед её глазами ненамеренно появляются придуманные образы людей, от которого и которому было написано письмо.
Честно говоря, чем дальше она читает, тем менее ей нравится то, что она видит. А главное то количество вопросов, что возникает в её голове, по мере перемещения глаз по строкам не становится меньше, а ответов — не прибавляется. Митриос? Кубадан? Кому служат переписывающиеся, какое...
— Рамона, какое зло они пытаются обуздать, — меж строк произносит Иола себе под нос, перекладывая бумагу из руки в руку, перехватывая пергамент пальцами поудобнее да нахмурившись только сильнее. По крайней мере ей удаётся сфокусировать своё сознание не на желании оскорбиться от непривлекательных обращений к сёстрам, но неком культе, порабощении сил, которые явно не предназначены для того, чтобы мирно существовать, — едва ли это было возможно впрочем, учитывая кто являлся врагами сестринского общества.
Кажется, совсем наоборот.
Иоланда доходит до конца письма, несколько раз повторяя в своей голове имя адресанта. Кто он, Климент Венетский? И что здесь происходит?
Наконец, отрываясь от текста и поднимая глаза вверх, она заметно сбитая с толку, смотрит на Киру.
Когда-то это выражение лица Ио вызывало усмешку на лице молодой воительницы. По крайней мере, сама Иоланда каждый раз встречалась с расплывающейся улыбкой Киры, когда та видела, что что-то не выходило у жрицы с первого раза, будь то прочтение текстов, сопоставление переводов слов или долгие исследования, которые могли окончиться какой-то глупостью; потратить несколько недель на изучение материала для того, чтобы узнать, что старый и неизведанный ранее никем пергамент не ответы на вопросы Вселенной, а рецепт какого-то поваренка, который не придумал ничего умнее, чем скрыть последний под половицей. Иоланда всегда громко вздыхала, тихо возмущалась и лишь с ещё большим непониманием смотрела на Киру в такие моменты.
Картинка из прошлого исчезает перед глазами так же быстро, как появляется, а по спине роем пробегают мурашки, вынуждая Иоланду едва заметно одёрнуться. Взгляд её перемещается на Командору, а нутро даже чувствует небольшой укол совести от мысли, что даже секунда была потрачена впросак.
— Дайте подумать... — произносит она совсем тихо, а вместо того, чтобы вновь уткнуться лицом в письмо, поднимает подбородок выше, к небу и закрывает глаза. Почему-то так обращаться к своей памяти, выискивая и сопоставляя факты было куда проще. Иола снова шепчет себе под нос одними губами слова, выдёрнутные из письма, словно это поможет ей собрать паззл воедино, а про себя только злиться, что у них нет больше никакой другой информации, кроме этого клочка. Пусть и жадная до того, чтобы раскрыть всё здесь и сейчас, Иола старается не зацикливаться на мысли, что Лучано повезло сильнее: он был тем, кто спрашивал вопросы, а она та, которой приходится их сейчас выдумывать их и прикладывать к письму Венетского, словно вкладыши в детскую игру и формами разных размеров. Подходит или нет?
А главное, даст ли это зацепку, узнать что-нибудь ещё?