Покинув палатку и отойдя чуть в сторону по уже хорошо утоптанной тропе, четверка рамониток остановилась, чтобы держать совет. Поток телег и добирающихся своим ходом раненых к этому времени уже практически иссяк, и Ио с облегчением отметила, что, похоже, выстояла на своем посту практически до конца, перевязав всех нуждающихся. Однако вопрос о том, зачем к ней пожаловала Командора, оставался открытым, пока та не протянула ей несколько слегка испачканных в крови бумаг с вопросом:
- Ты можешь это прочитать?
Взяв в руки грязные листы, Иоланда, еще не сфокусировавшись на буквах, машинально начала вычислять язык текста, с которым ей предстояло познакомиться. В основных наречиях Понтии рамониток натаскивали очень качественно (при участии, к слову, той же Иоланды, регулярно читающей свой курс послушницам младших ступеней). И, понятное дело, Самина вряд ли искала бы ее по всему полю боя ради какой-то ерунды. Алфавит умбрийский, стандартный, без диакритики. Значит, точно не мидгардские диалекты, а жаль, в этом деле она навострилась еще с молодости. Любопытно, вот это сочетание - tg - на странице встречается десятки раз, практически диграф. Ба, так это венетский!
Машинально вспомнилось, что она знала о языке и области его распространения. Космополитический портовый город на восточном побережье Умбрии, Венети еще со времен Старой Империи отличался стремлением к самобытности и особой атмосферой. Ну и еще - изобилием ересей митрианской веры, которые свирепо подавлялись официальным Культом, однако до конца, кажется, не были изжиты и по сию пору. Собственно, эти самые ереси и стали причиной того, что Иоланда смогла изучить венетский хотя бы в письменном его варианте: еще в молодости она обнаружила в библиотеке Храма толстенный том Солнечной Книги - главного священного текста митриан на венетском. В догматах Старой Перуги сам по себе перевод этой книги с умбрика на иные языки был неслыханным кощунством, так что легко было догадаться, как фолиант попал под Купол - наверняка с какой-то ныне безвестной беженкой, чудом спасшейся от преследований. Дальнейшее для неутомимой исследовательницы было делом техники: сопоставляя текст в томе на венетском и такой же - в томе на прекрасно ей знакомом умбрике, она смогла научиться пусть не говорить, но с грехом пополам хотя бы читать на новом языке. С чьей-то точки зрения - пустая забава и зря потраченное время, но вот сейчас Командора смотрит на нее так, словно от ее умений зависит судьба всех Сестер под Куполом.
Сосредоточившись, жрица начала продираться через порядком, признаться, позабытые слова наречия, к которому не возвращалась уже лет двадцать.
"Дорогой Лучано!
Я отвечаю тебе на нашем родном языке не из стремления к конспирации - ты, слава Митриосу, уже достиг статуса, который позволяет не бояться, что твоя переписка попадет в руки к костоломам из числа Надзирателей. Просто сейчас, на закате дней своих, я тешусь приятными воспоминаниями о наших милых ночных играх, когда мы сбрасывали с себя, наконец, маски наставника и ученика, отшвыривали в сторону невыносимо скучную грамматику высокого умбрика и обожали друг друга со всей страстью истинных венетцев..."
И, пока Иоланда строку за строкой одолевала это, очевидно, глубоко личное письмо (в некоторых местах, признаться, больше реконструируя и додумывая, чем, собственно, читая), от места захоронения павших Сестер в сторону рамониток приближалась четверка девушек с носилками. Бьянка легко узнала в стоящих у тропы жриц и храмовниц. А жрицы и храмовницы, как она помнила даже сейчас - это целебная магия.
То, что так необходимо ее любимой сестренке, чтобы прийти в себя.