Далеко не молодой возраст вынуждал задумываться Иоланду, дочь Ислы и Эдны, задумываться о смерти. Какой она будет для неё? Женщина часто подшучивала над собой, сидя в библиотеке и щурясь от неяркого света тысячной подходящей к концу своей жизни свечи, что здесь и настанет её конец. Среди книг, шуршащего пергамента, перьев и чернил. По крайней мере, представлять свой исход как-то иначе становилось с каждым годом всё сложнее... что уж говорить о том, чтобы оказаться поддерживаемой чьей-нибудь крепкой рукой возле кровати, когда тело издаст последний вздох.
А боялась ли она смерти? Иола верила, что только глупец последней не боялся. В конце концов, это означает, что людям есть, что терять. Возможно со стороны она выглядела как человек, в жизни которого чего-то недостаёт, но она по-свойски была счастлива. По крайней мере, уж точно довольна собой и тем, как протекают её годы. Кто-нибудь мог бы подумать: «смирилась», но вслух шутил так редко: взгляд женщины всё сказал бы за себя, и заткнуть язык за пояс захотелось бы побыстрее от стыда.
И всё же, все эти рассуждения никогда не сравнятся со взмахом бабочки в Текрурской Саванне, что дошло ураганом до Норгарда: так выглядели для неё события, с которыми пришлось бороться всем до последнего; Иоланда не планировала оставаться в стороне, когда война не то, чтобы наступала на пятки, но нещадно прыгала поверх, откалачивая последние силы, вынуждая тебя взвыть от боли.
Несмотря на попытки ожидать худшее, она никогда не думала, что всё будет настолько плохо.
Белоснежные волосы, заплетенные ещё в пределах Купола, давно растрепались и время от времени мешали Иоланде, отчего женщине приходилось нервно откидывать косы назад. В какой-то момент она и вовсе оторвала лоскут от своей юбки, лишь бы подвязать их, освобождая лоб со скатывающимися то и дело капельками пота. Иола не обращала внимание на то, что тело её на пределе: руки заламывало, ноги подкашивало, спина и поясница явно не скажет ей спасибо за все часы, проведённые в сгорбившемся виде; как о таком можно было думать, когда тебе снова и снова подкладывают очередную сестру да ещё такую молоденькую, не знающую жизни и вот-вот планирующую оставить последнюю на счастье врагам?
Вот и она не могла, полностью сосредоточиваясь на своём деле и делая всё возможное, чтобы облегчить чужую боль. Она ещё не мертва, она даже не ранена! А значит может продолжать работать на благо.
И всё же сердце даёт течь, когда среди незнакомых, но близких по духу лиц, появляется её родная кровь. Её кожа становится ещё бледнее и ей требуется пусть с десяток, но секунд, чтобы проморгаться и прийти обратно в себя. Лепетание племянницы отрезвляет, вынуждает дёрнуться к девушке быстрее, чем тело Иолы вообще способно было позволить, отчего та неровно спотыкается, но удерживает себя на ногах. Она молчит, окидывает взглядом бедное дитя, оценивая состояние. Ненамеренно жрица чувствует укол в подреберье. Она знает, что глупо думать, будто бы Шарлотту обошла судьба оказаться на фронте и всё равно не может отделаться от ощущения, будто будь сама Иоланда моложе, сильнее и достойнее, смогла бы заменить родственницу на поле битвы.
Как она вообще там оказалась?
Мысль об остальных — кто ещё был среди воительниц, браво защищающих их жизни? — не поспевает добраться до сознания Иоланды и слава Рамоне: сейчас её рассуждения ни к чему бы не привели.
— Тише дитя, спокойнее, — сквозь боль, подступившую к горлу, стараясь вложить в свой тон тепло, произносит Иоланда, бросая взгляд на перемотанную руку и стараясь осмотреть девушку с ног до головы: может быть, есть ещё что-то, на что необходимо срочно бросить все силы? — надо перевязать. Она, должно быть, уже потеряла слишком много крови и если её не остановить, то... — но договорить Иоланда не поспевает, оказываясь перебитой племянницей. Её глаза раскрываются шире и вместо того, чтобы дёрнуться по инерции прочь, Иоланда практически накрывает своим телом Лотту, лишь бы не дать ей покалечить себя полностью:
— Не дайте ей перебить свою руку ещё сильнее! — Иоланда вместе с остальными принимается утихомирить бесноватую бардессу, явно впавшую в после-шоковое состояние; какую же боль она испытывает! Чем крепче пальцы Иолы сжимают её, чем сильнее она нажимает на плечи, пытаясь прижать девушку спиной к кушетке да поднять руку повыше, тем самым спасая последнюю от бестолковых движений вокруг своей оси, тем больше ей хочется спросить в тысячный раз у Аэлис, которая больше не может им ответить и Рамоны, явно делающей всё возможное и без того, чтобы отвечать на вопросы рядовых служительниц:
«Как им справиться с этим?»