…Солдатки очень любят хвалиться своими постельными подвигами – в их среде считается хорошим тоном не только знать толк в постельных утехах, но и опережать других товарок по количеству интрижек. Сита хорошо помнила, как однажды, после визита в Старую Крепость с концертом небезызвестной бардессы Ирис, как минимум трое сослуживиц гордо рассказывали всем, как зажали талантливую певицу в уголке и настойчиво ее приласкали: та пищала, демонстрировала сопротивление, но одновременно лишь крепче прижималась к рассказчице. На самом деле все было немного по-другому: Росите, которой в те сутки выпал наряд по хозчасти, довелось стать свидетельницей, что весь вечер Ирис провела за банальной пьянкой и разговорами о былом с заместительницей комендантши полусотницей Фаэрин и с подскарбницей Ивонной, которую раньше все ученицы считали сухой, как годовалый сухарь. И такой же пресной. В общем, солдатки были готовы хвастать как подвигами реальными, так и мнимыми, и нередко следовали принципу, что «личная жизнь каждой – достояние общественности».
Росита в целом была такой же, как и все, но вот о том, что происходило между ней и сестрой, не делилась ни с кем. И дело даже не в том, что многие бы это осудили: в конце концов, среди приятельниц наверняка бы нашлись те, которым такая запретная связь не показалась бы противоестественной и дикой. Всему причиной было то, что у разговорчивой и эмоциональной Искры попросту не находилось слов, чтобы описать происходящее. То, что оставалось только между ними, было небесным и возвышенным, горним и девственно-чистым – любое слово же мигом разрушало все это хрупкое, как взмах крыла бабочки, очарование.
Как можно передать словами эту дрожь в переплетенных пальцах, когда они одновременно поддерживают друг друга? С чем можно сравнить щемящую нежность страстного и чувственного поцелуя, когда каждая дарит другой свое сердце? Как можно облечь в плоть слов тот душевный трепет, от которого сжимаются пальчики, когда волосы на склоненной на плечо головке щекотят шею? Разве хватит слов, чтобы поведать о том, как блестят неземным глаза сестры, а с приоткрытых сладких губ срывается тяжелое дыхание? Можно ли передать, как тело и душа становятся воском и плавятся под ее прикосновениями, принимая ту форму, которая угодна ласковым пальцам? Может ли кто-то понять тот контраст холодящей воды и обжигающих ласк, бездонной неги и судорожных всхлипываний?
Нет, этим поделиться нельзя – слишком личное. Только они двое, только для них эта тайна: и, наверное, для Богинь, которые все ведают и все понимают. Кто-то глупая со стороны может усмехнуться и сказать, что соитие двух жаждущих тепла тел всегда одинаково, но Росита знала, что это не так. Между ней и сестренкой есть та незримая связь, что прочнее цепей и канатов, связь, от которой ликует душа и кипит. Клокочет бурный восторг, прорывающийся серебристым смехом и шалыми, дурными улыбками. Это есть любовь больше, чем сестринская, больше, чем между просто возлюбленными – это единство дыхания и стука сердца, общность мыслей и чувств. Это плавность скользящей по щеке ладони и крепкие объятия, это начало и конец всего, ныне и во веки веков.
Когда утомленные друг другом девушки выбрались на берег, Росита широко и блаженно улыбнулась, чувствуя, как приятный ветерок холодит разгоряченную кожу, как блестящие на солнце драгоценными камнями капельки мерно текут по телу вниз. Воительница сощурилась, напоминая в этот миг толи лису, толи большую кошку, и сладко потянулась, словно стремилась дорасти до самого солнца. На негромкую просьбу Бьянки солдатка нежно мурлыкнула:
- Конечно же, сердце души моей. Разве я могу не касаться тебя и не слышать твоего дыхания, красива-ая… - Она опустилась рядом и провела кончиками пальцев по растрепанным волосам сестры. – И пушистая!
Растянувшись рядом и прижав к себе старшенькую, прищурившаяся Сита смотрела сквозь частокол ресниц на бескрайнее небо, по которому спокойно и неторопливо бежали вековечные облака. Но долгое молчание, пускай даже после такого томного сладострастия, было чуждо деятельной Искре, и она не могла не удержаться от того, чтобы запеть: в конце концов, музыкальные слух и голос у них были семейной чертой. До талантов Бьянки младшей было, конечно, далеко, но сейчас это девушку не в коей мере не смущало. Отхлопывая свободной ладошкой по бедру нехитрый ритм, она крепче прижала к себе любимую и негромко начала:
Я знаю магию чисел,
Я знаю магию слов,
Я знаю, как вызвать любовь мыслью,
Как заговорить кровь.
Я знаю, что было, что будет и что есть,
Но ничего из того не хочу изменить.
Мои ноги в земле, голова в небесах,
А тело здесь - растянулось в нить.
Поиграй на этой струне,
Узнай что-нибудь обо мне!
Поиграй на этой струне,
Узнай что-нибудь обо мне!
Я знаю, о чем говорит гранит,
О чем толкует топот копыт,
Как олово лить, как молоко кипятить,
Я знаю - во мне снова слово горит.
Я знаю, как выглядит звук,
Что делает с миром движение рук,
Кто кому враг, и кто кому друг,
Куда выстрелит согнутый лук.
Поиграй на его струне,
Узнай что-нибудь обо мне!
Поиграй на его струне,
Узнай что-нибудь обо мне.