Когда Бьянка настойчиво подвинула мою ладошку дальше, да еще фактически потребовала продолжать, я несколько удивилась. Приятно, конечно, но все же. А потом осознала – ей же просто надо время, чтобы разойтись по полной, отбросив всякую ложную скромность и прочие глупости. Это я бегу всегда впереди войска, назад не оглядываясь, а ей нужно чуть больше времени. К тому же наверняка ее также, как и меня, распалили нежные слова – и вот он, долгожданный результат.
Довольно смеюсь:
- Просто даю тебе время свыкнуться с неизбежными, как расширение Купола, последствиями. Ну, держись, старшенькая! Я тебя безумно люблю, и сейчас снова докажу это! А потом, - ехидно щурюсь, - еще несколько раз «снова».
Зарываюсь пальцами в густые волосы сестры так, что плющ на запястье переплетается с шелком ее волос, притягиваю ее к себе и настойчиво, требовательно целую, раздвигая языком ее пьяняще-сладкие губы. Она – мой нектар, моя амброзия, и каждая секунда, которую я тяну долгий – сколько хватит дыхания – поцелуй, я наслаждаюсь ее податливостью и открытостью. И как бы мне не хотелось прикрыть веки от блаженства, сквозь прищуренные ресницы я продолжаю смотреть – хочу видеть ее, видеть печать страсти на любимом лице. И пускай чья-то предка, которой играет проказник-ветер, щекотит мне щеку, я не прервусь.
Пальчики, следуя желанию Бьянки, начинают медленно гладить внутреннюю сторону бедра, то поднимаясь до гладкого животика, то опускаясь почти до колен. Я то веду ладонь с нажимом, то касаюсь ее одними кончиками пальцев, дразня и разжигая пыл. Но долго такая томная мука продолжаться не может – я сама не выдерживаю, и уверенным жестом накрываю ее бутон ладошкой, осторожными плавными движениями лаская его и иногда задевая жемчужинку страсти.
Я не бардесса, и у меня никогда не найдется сотни ярких, выспренних, но удивительно точных слов, чтобы описать всю страсть, обуревающую меня. Сейчас весь мир сузился до нас двоих, и за его пределами нет ничего, кроме нас, да и не может быть. Я чувствую биение ее сердца и свое, стучащее в том же ритме, чувствую дыхание и разделенную на двоих жажду. Но это не та страсть, когда ты желаешь только согреться чужим огнем, а дальше будь, что будет – я дарю ей тепло и согреваюсь сама, пытаюсь вместе со вкусом губ передать всю любовь и заботу, стремлюсь изгнать из любимой все горести.
А еще я твердо знаю, что мы – одно. Не два человека, но одна душа, поделенная на два дела. Я не могу без нее – это будет все равно, что жить без рук или без головы. Мы едины, сколь бы далеко мы не были – и это уже само по себе прекрасно. Но когда Бьянка трепещет в моих руках, когда ее губы дарят мне незамутненный восторг, когда ее прикосновения вызывают сладкую истому – это подлинное чудо.